Она все еще злилась на Тристана, а он – совершенно точно злился на нее, так что она не хотела видеть его без необходимости. Стоило скользнуть на кухню, как Морра сразу же нагрузила ее работой, но Вероника не возражала. Ковырялась в политых медом пирожных, блюдо с которыми поставила перед ней Морра, одновременно нарезая формочкой раскатанное тесто. Получившиеся кружочки складывала на лежавший рядом противень. Морра потом собирала обрезки и раскатывала их, возвращая затем Веронике – дорезать.
Тенемагии Морры Вероника не опасалась – до тех пор, пока голова чем-нибудь занята. Да и сама Морра не пускала свой дар в дело понапрасну. Впрочем, она и без магии понимала, что ее помощника что-то гложет. Когда мимо сводчатого прохода в кухню, по пути в трапезную, прошел Тристан, Вероника не сдержалась и бросила в его сторону злой взгляд.
– Да все уж, разрезал, – сухо заметила Морра. Вероника непонимающе уставилась на нее, пока кухарка не кивнула на кусок теста, который Вероника буквально растерзала формочкой.
– Ой, простите, – сказала Вероника, отнимая формочку и позволяя Морре забрать тесто и скатать заново.
– Что, не поладил с барчуком? – спросила та, мотнув головой вслед Тристану. Мудрыми глазами она пристально посмотрела на Веронику и, посыпав каменную столешницу мукой, взяла в сильные руки скалку и быстро раскатала комок теста.
– Да он сам с головой не ладит, – ответила Вероника. Она знала, что сама в какой-то мере настроила его против себя; не стоило учить его магии – да и вообще соваться в его дела, пускай даже это вышло почти что случайно – и, наверное, не стоило вмешиваться в его испытание утром. Впрочем, злился Тристан на нее и по другому поводу: после той злополучной поимки и допроса, – но тут уж, считала Вероника, он сам кругом виноват.
Морра расхохоталась.
– О, он вовсе не так плох. В нем куда больше от матери, чем от отца. Те, кто знал ее, видят это, и когда он сам это осознает, все станет проще.
– В каком смысле? – спросила Вероника. – А кто его мать?
Морра с отстраненным видом потерла бедро изувеченной ноги и потянулась за кружкой пахучего травяного чая, который часто пила как обезболивающее.
– Мать Тристана, Оланна, из очень древнего пирейского рода. Почти все считают, что только Кассиан тут благородных кровей, ведь он губернатор, но история меньших королевств молода по сравнению с историей древнепирейских домов. Оланна происходила из Флеймсонгов, а их родословная восходит аж к Первым наездникам.
У Вероники екнуло в груди: о Первых наездниках она послушать любила. Они – часть истории того, как родились Укротители фениксов, легендарные воины, отобранные самой Аксурой для борьбы с Нокс.
В Аура-Нове Вал показывала Вероника гигантскую фреску, пережившую имперскую чистку: она была скрыта меж двух старых домов, в узком переулке. На ней была изображена битва света и тьмы: огненные фениксы Аксуры против тьмы Нокс – чернильно-черных птиц, за которыми тянулись клочки тени. Стриксы, так назвала их Вал, и от этого слова по спине Вероники пробежал холодок. Они были не просто воплощением смерти и тьмы; они были вестниками конца света.
Рассказ походил больше на миф, чем на хронику, но и по сей день наездники называли себя прямыми потомками древних воинов. Вал говорила, что их первая королева происходила из рода Эшфайр. Та положила начало правящей династии, которая не прерывалась тысячу лет, начавшись в Пире и продолжившись в Золотой империи – пока Война крови не пустила все прахом.
– Предки Кассиана правили Ферро, сперва как короли, затем как губернаторы, – продолжала Морра. – Вроде бы его двоюродный прапрадед женился на Элизии и правил как король-консорт, когда зародилась империя. Затем возвысил брата до губернатора на родной земле. Внешне Тристан весь в отца, но вот тут, – Морра указала на грудь, – в мать. Это от нее ему передалось умение сострадать и отличать, что верно, а что – нет. Зато от отца ему перепала вспыльчивость. – Морра подалась ближе к Веронике и, понизив голос, добавила: – Говорят, в жилах коммандера есть и стельская кровь, вот откуда у него страсть к политике и интригам… но он это, я уверена, будет отрицать до последнего вздоха.
Вероника усмехнулась. Стельцы имели репутацию смутьянов и разжигателей войн. По крайней мере, так говорила Веронике Вал. Стель была крупнейшей провинцией и до того, как войти в состав империи, состояла более чем из дюжины королевств. Они веками воевали между собой и с соседями – как правило с сопредельной Ферро – и никак не могли договориться о мире с растущей империей королевы Элизии. Стель присоединили последней, и она, по всей видимости, вовсю участвовала в Войне крови, войсками и деньгами поддерживая Феронию – стелийку по матери – против Авалькиры.
– Оланна билась в Войне крови? – спросила Вероника.