«Это был очень жесткий режиссер, требовательный, – признавалась актриса. – Он всегда ходил с палкой и вместо «Стоп!» кричал: «Halt!» Я его боялась. И вдруг однажды он дал мне двадцать копеек за одну сцену, которую мы разыграли с Мартинсоном: «Возьмите! Хорошо сыграли».
Так или иначе, «Марионетки» имели шумный успех. Валентина Токарская стала звездой. Новая протазановская кинокомедия позволила ей ездить по стране с концертами и неплохо зарабатывать. Но других предложений в кино не последовало. Токарская не умела и не хотела играть «девушек полей», а в ее любимом жанре варьете (или просто музыкальной комедии) работали только Александров с Орловой.
Зато актрису пригласили в Московский мюзик-холл, где она мгновенно заняла лидирующее место, слегка потеснив острохарактерную Марию Миронову. При всех своих талантах Мария Владимировна была человеком злопамятным, поэтому обиду затаила на всю жизнь. Много лет спустя, когда Токарскую уже никто не помнил, а Миронову знала вся страна, Мария Владимировна отзывалась о своей коллеге пренебрежительно, говорила, что ставить их на одну творческую ступеньку нелепо. Когда Валентине Георгиевне исполнилось восемьдесят лет, Театр сатиры пригласил на юбилейный вечер Миронову. Она долго отказывалась, и только под нажимом сына – Андрея – все-таки заглянула на несколько минут и поздравила юбиляршу.
А тогда, в 30-е годы, актрисы очень дружили и были в центре внимания всей театральной и околотеатральной публики. Токарская познакомилась с Ильфом, Петровым, Катаевым, Олешей, Никулиным, Зощенко. Это была дивная компания, которая приняла Валентину Георгиевну не только потому, что она была Примадонной мюзик-холла и украшала их общество. Первая красавица Москвы (как ее тогда называли) была остроумной, высокоинтеллектуальной и независимой. Она великолепно играла в бильярд, шахматы и преферанс, увлекалась детективами и лихачила на автомобиле. Эти факторы сражали мужчин наповал.
Легендой стала история знакомства Токарской с чемпионом мира Хосе Раулем Капабланкой. Валентина Георгиевна оказалась едва ли не единственной женщиной, посетившей его турнир в Москве. После матча она пришла в излюбленное место столичной богемы – «Артистический клуб», где вновь увидела знаменитого кубинца. Директор ресторана неожиданно предложил Капабланке сразиться в шахматы с примой Мюзик-холла. Удивленный чемпион подсел к Валентине Георгиевне за столик и вытащил карманные шахматы. Актриса пошла е2—е4, он ответил е7– е5, она взялась за коня… А Капабланка немедленно поднял руки вверх и произнес: «Я сдаюсь!»
Московский мюзик-холл 30-х годов – это очень небольшая труппа: Тенин, Мартинсон, Лепко, Миров, Чернышева, Миронова, Александрова, Геллер, Рина Зеленая. Все веселые, озорные, поющие и танцующие. Оркестром дирижировал Покрасс, танцевали знаменитые тридцать герлз под руководством Голейзовского, приглашались заграничные номера: клоуны, акробаты, чечеточники. Художественным руководителем был Николай Волконский, но труппа почему-то его не признавала. Артистам нравилось работать с пришлыми режиссерами. Однако спектакли «Под куполом цирка», «Святыня брака», «Артисты варьете» гремели на всю столицу.
Атмосфера в театре царила такая же сумасшедшая, как и сами спектакли. Об этом времени Валентина Георгиевна отзывалась особенно тепло: «Ну, представьте, как мы каждый день играли «Под куполом цирка»! Посреди сцены стоял фонтан – якобы холл в отеле, и в этот фонтан все падали, потому что кто-то из персонажей бил всех входящих в этот холл палкой по голове. Все летели в этот фонтан, и так повторялось каждый день. У нас был такой бродвейский дух – ежедневно один и тот же спектакль на протяжении трех месяцев. И это до того уже стояло в горле, что нужна была разрядка. И Владимир Лепко нашел выход из положения: когда в этом самом фонтане скапливалось энное количество человек, он доставал кастрюльку с пельменями и чекушку водки и всех угощал. Не знаю, было ли видно это с галерки, ведь театр-то почти тот же самый – сегодняшний Театр сатиры. Правда, нет лож, где сидел Горький и плакал от хохота, достав огромный белый платок. Это была правительственная ложа, но из правительства у нас никого никогда не было. Зато кинорежиссер Александров приходил на спектакль «Под куполом цирка» перед тем, как поставить свой фильм «Цирк» – пьеса ведь та же. Он несколько раз смотрел наше представление, чтобы не повторить у себя ни эпизода. А я была той самой иностранкой, которую в «Цирке» играла Любовь Орлова. Только там ее звали Марион Диксон, а у нас она называлась Алиной. И все-таки наш спектакль был смешнее. В сцене со Скамейкиным, которого играл Мартинсон, у нас были не настоящие львы, а собаки, одетые в шкуры львов. Эти замшевые шкуры застегивались на молнии, в последний момент надевались головы, и собаки были безумно возбуждены. Они выбегали, лаяли, кидались на Скамейкина, и это было так смешно, что зрители падали со стульев».