Королевы бандитов

Учитывая, что все ее сверстницы именно таковыми и были, попытка Карема исправиться не удалась, о чем Гита не замедлила ему сообщить.

– Окей, ты не похожа на мою тетушку, – снова поправился он и тут же изобразил притворное возмущение, чтобы разрядить обстановку: – И между прочим, мне самому всего тридцать девять!

– О, ты не виноват, – утешила его Гита. – У тебя же миллион детей, потому ты и выглядишь старше.

– Ага, ну да, спасибо. Но если ты думаешь, что четыре примерно равно миллиону, тогда ты не выдающаяся бизнесвумен, Гита… – Он заулыбался и докончил: —…бен.

Гита притворно нахмурилась:

– Дурак.

Они прошли мимо индуистского храма, у входа в который стояли десятки пар сандалий и кроссовок. Статуи, мерцая позолотой, смотрели на Гиту сверху вниз.

– А вы с Рамешем не хотели детей? – спросил Карем.

Гита подумала, что с его стороны очень любезно не подозревать ее, как все остальные, в том, что она бесплодна. И в любом случае обсуждать эту тему, чувствуя на руках вес живого существа, было проще, поэтому Гита скормила псу еще одну галету и ответила:

– Я думала, что хочу. Но у нас так и не получилось.

Несмотря на похвальную дипломатичность Карема, ей стало неуютно – большинство людей считают, что в мире нет ничего печальнее, чем жизнь бездетной женщины. Ей от души соболезнуют – вроде бы женщина в их глазах, а вроде бы и нет. И все потому, что людям проще проникнуться жалостью, чем осознать тот факт, что бездетную женщину, возможно, как раз устраивает ее жизнь. Гита полагала, что вообще-то самое печальное и неуместное явление в мире – это женщина с детьми, которых она не хотела.

– Ты думала, что хочешь детей? То есть на самом деле не хотела?

Гита медлила с ответом. Если бездетных женщин общество считает несчастными, то в счастливых бездетных женщинах оно видит нечто противоестественное. Наконец она сказала:

– Не думаю, что хотела.

– Тогда тебе повезло. Надо поступать так, как лучше для тебя, а не так, как от тебя ждут чужие люди.

– И все-таки… Родительство – это ведь привилегия, разве нет? Со всеми там «радостями», «милостями» и «благодатью».

Карем фыркнул:

– Чего? Нет. Ну, то есть иногда да, и радость, и благодать, но в основном это тяжелый неблагодарный труд. Я люблю своих ребятишек, жизни своей без них не представляю, но при этом отлично могу себе представить совсем другую жизнь, без них. – Он рассмеялся. – Странно, да? Но тебе действительно нужно точно знать, что ты хочешь детей, прежде чем рожать, иначе все потеряет смысл. Если не уверена, лучше не делай этого.

– Да мне в любом случае уже поздно об этом думать.

– Ну, не знаю, – протянул Карем. – Я в семье был двенадцатым ребенком, самым младшим. Мать рожала и после сорока.

– Твой папаша никак не мог оставить ее в покое?

– Просто у них тогда еще телевизора не было.

Гита засмеялась:

– А у меня вообще нет такой проблемы.

– Могла бы быть, – сказал Карем, – если бы ты сама пожелала.

И у Гиты от этого потеплело на душе.

– А у тебя есть братья и сестры? – поинтересовался он.

– Нет, я была одна у родителей, – покачала головой Гита, обрадовавшись смене темы на более прозаическую, и подумала, что Салони была ей как сестра, но не сказала этого вслух. – Мне кажется, мама ходила беременная, когда мне было лет шесть, а потом большой живот у нее куда-то исчез, и все. – Она пожала плечами. – Мы никогда не говорили об этом.

Только сейчас, поделившись с Каремом, она вдруг поняла, что у ее матери могли быть и другие неудачные беременности до ее рождения. Но кроме той истории с приготовлением пападама на смотринах Гита ничего не знала о ее прошлом до того дня, когда она стала матерью. Даже после смерти родителей мысли Гиты о них ограничивались ее собственным отрезком жизни. В итоге она пришла к выводу, что если экстраполировать это правило на ее бездетное существование, память о ней полностью исчезнет в миг ее бездетной смерти. И что, возможно, в этом и есть смысл рождения детей – чтобы о тебе помнили.

Впрочем, у Королевы бандитов детей не было, а память о ней осталась. Когда она отбывала тюремный срок за убийство двадцати двух человек в один день, ее отвезли в больницу на срочную гистерэктомию – удаление матки, – и врач перед операцией счел возможным пошутить: «Нам не надо, чтобы Пхулан Дэви наплодила новых Пхулан Дэви». Гита догадывалась, что это «нам» относилось не к добропорядочным людям и не к властям, а к мужчинам.

– Никто о таком не говорит, – кивнул Карем, продолжая диалог. – Сарита тоже через это прошла. Думаю, большинство людей боятся сказать что-нибудь не то, поэтому предпочитают молчать. Но я не уверен, что так лучше.

– Прости, – сказала ему Гита. Ей почему-то казалось, что Карем ни разу не говорил жене «что-нибудь не то» после неудачных беременностей. А даже если говорил, его искренность все сглаживала, и благодаря этому сказанное не могло звучать банально, или грубо, или хуже того – снисходительно.

– И ты меня, – отозвался он.

Было бы нечестно позволить Карему думать, что ей тоже знакома эта скорбь по нерожденным детям, поэтому Гита поспешила уточнить: