– Слушай,
Обижаться на то, что он назвал ее «буди» – «старуха», – времени не было.
– Ничего получше в свое оправдание вы не придумали? Может, я вас еще и похвалить должна за то, что вы не привязали к ограде детей и не напоили их ядом? Знаете, а прямо-таки странно, что на Нобелевскую премию столько раз выдвигали Ганди, а не вас!
– Эй, полегче! Я привел этих беспризорных и больных собак в дом, я их приютил, накормил, велел дать таблеток от глистов и кастрировать, то есть это… ну, что там делают с бродячими собаками?.. В общем, у них есть всё – еда, вода…
– И яд, – добавила Гита.
– Так, мне не нужны нотации от старой скучающей домохозяйки, которая мастрячит второсортные побрякушки. Карем, уйми ее наконец!
– Почему это второсортные? – вскинулась Гита. – Почему побрякушки?!
– Она не скучающая домохозяйка! – выпалил Карем.
Гита постаралась не обращать внимания на тот факт, что он не стал оспаривать эпитет «старая».
Бада-Бхай раздраженно засопел и, надвинувшись пузом на Карема, который машинально попятился, начал теснить их обоих к выходу из помещения.
– Это мой бизнес, и если ты, Карем, хочешь, чтобы я продолжал тебе платить, не суй свой нос куда не следует.
– Отпустите собак, – потребовала Гита.
– Нет.
– Отвяжите их немедленно, или я вызову полицию.
– Гитабен… – вмешался Карем, и она, решив, что он принял сторону Бада-Бхая, возмутилась до крайности:
– Что?!
Карем указал на кустарную лабораторию:
– Мы не можем вызвать полицию. Меня арестуют. И тебя, возможно, тоже.
– О…
– Слушай, что тебе мужчина говорит, – надменно кивнул Бада-Бхай. – У него-то, по крайней мере, есть мозги.
– Мы не будем звонить в полицию, – сказал ему Карем. – Но не задержимся здесь ни на секунду. Это была последняя партия
Бада-Бхай пожал плечами:
– Да и ладно. Но не надейся, что сможешь продать свою
– И разбодяжишь ее метиловым спиртом?
– Естественно. Но кому они поверят, по-твоему? Какой-то вшивой деревенщине из окрестностей Гхогхи[51], толкающей шмурдяк из сахарного тростника, или уважаемому бизнесмену? – Бада-Бхай заметил, как Карем сжал зубы, и покачал головой. – Ты сделал большую ошибку, Карем. Как ты теперь детишек своих прокормишь? Придется тебе объяснить им, когда они, голодные, будут просить есть, что их глупый на всю голову папочка променял их на свору бродячих псов.
– Он не глупый, – сказала Гита.
– Глупый, если думает, что другие бутлегеры работают иначе. Это бизнес, Карем. И ты со своей матерью Терезой о нем ничего не знаешь.
Гита поджала губы. Да сколько же ей лет, по мнению этого
– Нет, – отрезал Карем. – Бизнес требовал от меня поставлять тебе качественный продукт, а не травить людей за несколько рупий.
– За несколько рупий! – расхохотался Бада-Бхай. – Да как раз потому, что ты согласился на эти жалкие деньги, я и понял, что ты деревенщина. До тебя что, не дошло?
– Пойдем отсюда, Гитабен, – сказал Карем. – Нам пора.
– Сейчас, – кивнула она. – Только вот… – И подняла вытянутый мизинец – знак того, что ей надо в туалет по-маленькому.
– Опять? – воззрился на нее Карем.
– Ничего страшного, – внезапно осадил его Бада-Бхай. – У моей матушки та же проблема. Такое бывает с возрастом.
Гита скрипнула зубами.
– Подожду тебя на улице, – вздохнул Карем.
Бада-Бхай проводил ее к туалету, не отходя ни на шаг. В коридоре Гита снова увидела женщину, которая недавно ударила Лакху по лицу.
– Чинту! – бросилась женщина к Бада-Бхаю. – Я больше не могу ее терпеть! Не могу и не буду!
– Будешь как миленькая, – пренебрежительно отрезал он. – Сама знаешь, почему. Потом поговорим, я занят.
Около двери туалета Гита, взявшись за ручку, обернулась и чуть не наткнулась на выпирающий живот Бада-Бхая.
– Вы что, и в сортир со мной пойдете? – сердито спросила она.
На лице хозяина отразился неподдельный ужас, что было вдвойне оскорбительно.
– Разумеется, нет!
– Тогда, может, отойдете подальше?
Он не двинулся с места.
– И что, по-вашему, я здесь сумею натворить без присмотра? – Гита указала пальцем на себя – мол, взгляните на старуху в доспехах из сари и с оружием в виде джутовой сумки.
Он поколебался, но потом, похоже, согласился с ее безмолвной оценкой самой себя.
– Господин! – позвал его из дальнего конца коридора маленький мальчик.
Бада-Бхай тотчас устремился к нему и наклонился, ласково положив руки на плечи ребенку.
– Называй меня «папа», – поправил он, увлекая малыша за собой на кухню.