Королевство вандалов

В начале правления Гунтамунда, сына Гензона и внука Гейзериха, ненадежность наследства Гунериха стала, без сомнения, еще более заметна. Новому королю пришлось бы железной рукой или с большой ловкостью взяться за нерешенные проблемы, чтобы обрести хоть какую-то перспективу на успех. Однако соответствующие качества отсутствовали у правителя, который, судя по всему, был просто заурядной личностью; в любом случае, он не достигал масштабов Гейзериха [121]. По многим причинам считается, что правление Гунтамунда обозначило начало поздневандальского периода в Африке: жесткая внешняя и внутренняя политика Гейзериха и Гунериха теперь сменилась на более мягкий курс, в котором отражается слабеющая мощь северо-африканского государства. Этому соответствует все более сильная адаптация вандалов к местным нравам и обычаям, к одежде и роскошному образу жизни богатых римлян-провинциалов. Продвигавшаяся быстрыми темпами романизация, которая была частично связана также и с миссионерской деятельностью ортодоксальной церкви, естественно, открыла вандалам и новые блага образования, которые дали им возможность понимать античную культуру, а также христианский образ жизни и по мере надобности пользоваться ими. В этом развитии сказываются определенно позитивные элементы, и все же оно также означает дистанцирование от привычной военной, политической и аграрной деятельности, которая должна была иметь первостепенное значение для вандалов – тонкого высшего слоя общества. В этом отношении вместе с цивилизованным образом жизни, начало которого, естественно, следует возводить к периоду правления Гейзериха, начался социальный упадок вандалов: Прокопий несколькими годами позднее смог очень верно изобразить «конечную стадию» этого развития, противопоставляя изнеженным вандалам невзыскательных и упорных мавров.

Гунтамунд, по всей видимости, считал неудачной прежде всего церковную политику Гунериха и начал проводить новые мероприятия в этой области. Впрочем, даже тогда и речи быть не могло об очень терпимом и либеральном курсе; и все-таки уже в 487 г. Гунтамунд призывает из изгнания карфагенского епископа Евгения, а позднее допускает возвращение сосланных епископов и клириков, которые были восстановлены и в церковном имуществе (494 г.). Характерно, что за время правления Гунтамунда на обширных территориях вандальского королевства смогло распространиться монашество; Житие Фульгенция говорит об основании новых монастырей и также показывает, что под влиянием монахов тут и там повышался уровень духовной культуры. Религиозно-политический поворот Гунтамунда, конечно, был обусловлен некоторыми внешнеполитическими факторами. Уже в 482 г. император Зинон выпустил промонофизитский закон, так называемый Энотикон, следствием которого явился разрыв между ортодоксальными церквями востока и запада. Арианские круги государства вандалов могли только приветствовать этот раскол, гак как опасность конспиративной связи африканских ортодоксов с востоком (которая была до сих пор очень сильна) теперь отпадала. Гунтамунд мог теперь гораздо с большими основаниями, чем его предшественники, рассматривать возможность использования ортодоксального населения Северной Африки против постоянно наступающих берберских племен; по меньшей мере, он должен был стремиться к установлению прочного гражданского мира, так как наряду с берберской опасностью вскоре возникла новая угроза со стороны остготского государства Теодориха. Разумеется, нам кажется сомнительным, что Гунтамунду удалось в действительности установить гражданский мир. Низшие слои арианской церкви были, как и прежде, чрезвычайно враждебно настроены против ортодоксов и в особенности резко выступали против любых миссионерских предприятий в Проконсульской Африке. Фульгенций Руспийский, знаменитый африканский последователь Августина, сам в эти годы пострадал от нападок арианских клириков и был вынужден отступить перед ними. Может быть, именно эта неизменившаяся позиция многих арианских клириков привела к тому, что папа Геласий I еще в 496 г. назвал короля Гунтамунда «гонителем» [122], хотя это суждение, возможно, было вызвано только нерешительной политикой короля.