Берест шел, опираясь на плечо Ирицы, и она напрягала силы, чтобы не дать ему упасть. Несколько раз он прислонялся к дереву. Лесовица, сосредоточенно мерцая глазами, касалась его раны и останавливала кровь. Но от ходьбы рана Береста открывалась опять, и темное пятно на рукаве рубашки становилось все больше. Лесовица твердо решила, что не даст ему больше идти. Она остановилась: «Сядь. Сядь на землю». Она видела, как Берест мотнул головой. Лесовица догадалась наконец, что ему не нравится, когда ее голос звучит у него в голове.
— Здесь… — неуверенно выговорила Ирица вслух. — Тебя… не найдут. Я спрячу…
Лесовица сама удивилась, услышав, что говорит словами. Точно так же — словом — дал ей имя Берест. У Ирицы забилось сердце: так необычно было то, что с ней происходило.
Берест выбился из сил. Они с Ирицей остановились в ельнике. Он лег навзничь на зеленый моховой пригорок. Заросшее худое лицо Береста совсем побелело.
— Все я испортил, — сказал он то ли ей, то ли себе. — У меня есть тайник в лесу, ближе к каменоломням. Это Хассем… позаботился… Я не сумел отыскать.
Берест затих. Хассем, почти подросток, работал не в штольнях, а по хозяйству. Когда каменоломни охватило моровое поветрие, вместе с другими, кто послабей, Хассем попал в могильщики. По дороге к поляне, где были страшное кострище и яма, Хассем спрятал для своего приятеля немного сбереженных ими обоими сухарей. Если бы Берест сумел их взять, он смог бы какой-то срок продержаться в лесу, не выходя к людям. Близлежащие села жили за счет каменоломен, их жители выдавали беглых.
— Туда не иди, — проговорила Ирица.
Говорить словами оказалось не так трудно, как она думала.
— Тебе… нельзя. И мне… нельзя…
Она снова остановила кровь и, догадавшись, оторвала полосу от своего платья, стала завязывать рану. С наконечником стрелы лесовица ничего не могла поделать. Он так и засел в плече у Береста.
— Ляг. Кровь перестанет… Ночь, день…
— Откуда ты только взялась, Ирица? Как это я имя твое угадал?
«А ведь вправду… — мелькнуло у Береста. — Я слыхал, можно зачаровать лесовицу, если дать ей имя».
— Как зачаровать? Я не знаю… — Ирица непонимающе посмотрела на него.
Берест понял: она услышал его мысли. «Кто за тобой гонится?» — безмолвно спросила Ирица: она не нашла еще слов, чтобы сказать это по-человечески. — «Зачем вы ломаете гору?»
— Камни из горы добывают, чтобы строить города. Где добывают — это штольня. Это тяжко: и клинья ломаются, и кайла, — приподнявшись и опираясь на здоровую руку, стал говорить Берест. — В горе темно, тесно, огонь чадит, а без огня нельзя: ничего не видать. Понятно, по доброй воле никто так работать не пойдет. Вот потому и ловят меня, что я невольник… Был. Теперь живым на каменоломни не вернусь. И так живым в плен дался, набрался стыда.
Ирица не понимала многих слов, но очень старалась запомнить и догадаться о смысле хотя бы некоторых.
— Невольник… Что значит «в плен дался»?
Тут Бересту пришло в голову, что лесовице неоткуда знать о людских делах. Он только вздохнул:
— Не ходи ты к людям. Что тебе объяснять, все равно не поймешь. Ты красавица, ты диво лесное. Тебя обидят, не ходи.
Ирица смотрела на него широко открытыми глазами.
— В плен — значит, на веревку посадят, на цепь, — сказал Берест и усмехнулся краешком губ. — Ну и как, много ты поняла, чудо лесное?
— Поняла, — неожиданно сказала Ирица. — А где ты жил? В лесу?
— В доме… — Берест слегка повел здоровым плечом. — Там… На полночь… За морем.
Ирица не совсем представляла себе море, но что такое «на полночь» поняла, и перевела взгляд к северу.
Там, за лесом и за морем, стоял город Даргород на реке Мутной. Берест, крестьянский сын, был старшим из трех братьев. Во время набега кочевников из степей он, среди прочих пеших ратников-ополченцев, оставался в заслоне и, оглушенный, в беспамятстве попал в плен. А в неволе уже и «набрался стыда», пока вели на веревке и продали, как скотину, потом везли в трюме на корабле и продали еще раз — на каменоломни.
Берест добавил:
— В нашем роду не в обычае в плен сдаваться. Надо биться до смерти.
— До смерти, — повторила Ирица. — Чтобы тебя не было? — вдруг ужаснулась она.
— Что теперь о том говорить… — нехотя сказал Берест.
Он снова закрыл глаза, ослабев от потери крови.