Королевство

Дверь распахнулась. В юности Грета была мертвенно-бледной, с безжизненными жиденькими волосенками. Сейчас же на голове у нее перманент, из-за которого она, как по мне, выглядит жутковато. Быть красивым никто не обязан, это верно, вот только с Гретой Создатель и впрямь обошелся крутовато. Спина, шея, колени – все какое-то скрюченное, даже огромный сгорбленный нос казался чужим, словно его прилепили к узенькому лицу с немалым трудом. Но если с носом Создатель не пожадничал, то всем остальным Грету обделил: брови, ресницы, грудь, задница, щеки, подбородок – ничего этого у нее не имелось. Губы тонкие и смахивают на червяков. В юности она мазала этих розоватых червяков толстым слоем ядрено-красной помады, и ее это даже красило. Но потом она вдруг краситься перестала – это случилось примерно в то время, когда Карл уехал из деревни.

Может, другие видели Грету Смитт иной, может, она по-своему даже и привлекательная, просто я, глядя на нее снаружи, сразу вспоминал, какая она внутри. Явно злой я ее не назову – уверен, у психиатров найдется какой-нибудь подходящий диагноз, как уж там это называется? Щадящий?

– Сегодня прямо ледяной он чего-то, – сказала Грета.

«Он» – это, видать, про северный ветер. Когда он налетал на долину, то всегда приносил с собой запах ледника и напоминание о том, что лето не вечно. Сама Грета выросла у нас в деревне, но заменять «ветер» на «он» явно научилась у родителей. Те приехали из Северной Норвегии, и сперва у них тут был кемпинг, однако потом они разорились и получили пособие по инвалидности – это уже после того, как у обоих нашли редкую форму периферической нейропатии, возникшей из-за диабета. Насколько я понимаю, при ней возникает ощущение, будто ходишь по осколкам. Сосед Греты рассказывал мне, что такая нейропатия незаразна и что это, видно, статистическое чудо. Впрочем, статистические чудеса происходят на каждом шагу, и сейчас родители Греты живут на третьем этаже, прямо над плакатом «Парикмахерская и солярий у Греты», а на улицу выходят нечасто.

– Что, Карл вернулся?

– Да, – ответил я, понимая, что ответ тут предполагается не утвердительный и не отрицательный. Ее вопрос на самом деле представлял собой утверждение и просьбу выложить все, что мне известно. Но этого у меня и в мыслях не было. У Греты к Карлу и так какие-то нездоровые чувства. – Чего желаешь?

– Я думала, у него в Канаде дела отлично идут.

– Иногда люди возвращаются домой, даже если дела у них неплохи.

– Говорят, рынок недвижимости в тех краях очень непредсказуемый.

– Да, недвижимость там либо очень быстро дорожает, либо чуть медленнее. Кофе возьмешь? И булочку с кремом?

– Интересно, что привлекло такую важную птицу из Торонто в нашу-то деревню?

– Люди, – ответил я.

Она пристально вглядывалась в мое лицо, но я сделал морду кирпичом.

– Может, и так, – согласилась она, – но я слыхала, он с собой кубинку привез?

В этот момент Грету вроде как надо бы пожалеть. Родители-инвалиды, нос размером с метеорит, клиентов нету, ресниц тоже, ни мужа, ни Карла, и, похоже, ни о ком другом она не мечтает. Однако злоба в ней – как подводный камень, который замечаешь, лишь когда он пробьет твоей лодке дно. Может, это закон Ньютона, и каждое действие вызывает противодействие, а значит, все зло, какое причинили Грете, она причиняет другим. Если бы Карл в молодости не трахнул ее спьяну под деревом на каком-то сельском празднике, то она, возможно, такой не сделалась бы. А может, и сделалась.

– Кубинка… – я протер стойку, – прямо как сигара.

– Ага, так и есть! – Она склонилась над стойкой, будто собиралась сказать что-то противозаконное. – Коричневая, сама лезет в рот и…

Легко вспыхивает, – пришло мне в голову, хотя больше всего мне хотелось засунуть Грете в глотку булочку и заткнуть этот поток дерьма.

– …вонючая, – проговорила Грета. Ее червеобразные губы скривились в усмешке. Метафорой она была явно довольна.

– Только она не с Кубы, – сказал я, – она с Барбадоса.

– Ну да, ну да, – подхватила Грета, – тайская шлюшка, русская жена. Наверняка послушная.

Я проиграл – скрывать, что ее слова меня задели, я больше не мог:

– Ну-ка повтори!

– Наверняка чудесная телочка, – торжествующе ухмыльнулась Грета.

Я переступил с ноги на ногу:

– Так чего тебе, Грета?

Грета окинула взглядом полки у меня за спиной:

– Мамаше нужны новые батарейки для пульта.

В этом я сомневался, потому что мамаша ее сама заходила за батарейками два дня назад и шагала так, будто под ногами у нее раскаленная лава. Я протянул Грете батарейки и пробил чек.

– Шеннон, – проговорила Грета, вытаскивая карточку, – я видела в «Инстаграме» фотки. С ней, небось, что-то не так, да?

– Не заметил, – сказал я.

– Да брось, если она с Барбадоса, то чего такая белая? И что у нее с глазом?

– Ну вот, пульт у твоей мамаши теперь хоть в космос полетит.

Грета вытащила карточку из считывающего устройства и сунула ее в кошелек.

– Увидимся, Рой.