Королевства Загадок

Он вздохнул и подошел к скорчившемуся телу Моргрима. Священник был жив, но лишь едва. Айдан видел, как еле заметно поднимается и опускается его грудь, и поразился тому, насколько уязвимо он выглядел в тот момент. Жизнь Моргрима чуть теплилась у ног воина; один шаг – и она рассыплется в прах.

И все же он знал, что этого шага он не сделает.

Пусть священник и служил прихотям тёмного божества, он более чем доказал, что достоин уважения. Айдан не думал, что в груди у него бьется золотое сердце – подобных наивных иллюзий он лишился в тёмном переулке одной поздней ночью – но действия Моргрима говорили о его дружбе куда красноречивее слов.

Ещё некоторое время Айдан смотрел на раненого священника, а затем отвернулся, чтобы отыскать Лиритэйн. Он не хотел задерживаться в канализации ни мгновеньем дольше необходимого. Вскоре он обнаружил знакомый клинок, который сжимал в своих холодных руках заклинатель – противник Моргрима. Высвободив его, Айдан заметил, что на шее трупа был символ в форме диска – знак Латандера. С проклятьем он сорвал его с цепочки и отшвырнул назад в канализационный тоннель. Халдан говорил правду; его союзники не успокоятся, пока не достигнут своей цели.

Айдан с осторожностью наклонился и поднял Моргрима с влажного пола. Во время обратной дороги по тоннелям он думал о событиях последних десяти дней и улыбался. В полдень он поговорит с леди Рованмантл и предложит свою помощь в уничтожении заговора.

Возможно, в мире все-таки найдется место для старого, усталого солдата.

ПЕСНЬ СТАЛИ Дж. Роберт Кинг

В моей работе привыкаешь ко многому – к душераздирающим воплям, таящимся в темноте кинжалам, плотоядно ухмыляющимся маскам, злобным усмешкам, стенающим вдовам, закоулкам, телам и крови… морям крови. Но мне никогда не приходилось столкнуться сразу со всем всего за одну ночь.

«Опера» - так это называют сембийцы. Означает «работать». И все равно из тысяч задействованных работал только я. Все остальные наряжались, кривлялись, вышагивали в пёстрых шелках и жирном гриме и показывали что-то нескольким громко оравшим жирдяям. А я тем временем стоял в тени занавеса, ждал и слушал.

Вот это – работа. Настоящая, тяжёлая работа. Очень непросто человеку действия просто стоять и ждать каких-то событий, который вовсе не торопятся происходить. И всё же что-то должно было случиться. Той ночью в воздухе пахло смертью – настоящей смертью и настоящей кровью – и я чуял это. До убийства оставались считанные мгновения. Я подобрался ближе к сцене – там двое толстяков были моей проблемой. Обычно люди не становятся моей проблемой до тех пор, пока их не находят в аллее лицом в луже. Но две этих фаршированных сардельки всё ещё дышали жизнью, и моей работой было следить за тем, чтобы их состояние не поменялось.

Я – Болтон Куэйд, наёмный капитан стражи, а теперь ещё и телохранитель. В этой организации я оказался, когда в Глубоководье – мой город-плац – приехала опера. И как только начались представления, посыпались и покушения. Можно понять – если бы я отвалил такую кучу золота и услышал это, я бы тоже захотел кого-нибудь убить. Но руководитель не хотел полагаться на авось. Разыскивая лучшего телохранителя в городе, он вышел на меня. Пять городов и десять месяцев спустя, я всё ещё разъезжал с ними… а неприятности продолжали поступать.

С самого начала я знал, что большинство убийц были подосланы одним тенором другому. Мне сказали – все певцы такие. Но некоторые оказались наняты кем-то другим, кем-то, кто, вполне возможно, прямо сейчас сидел в зале. Я скользнул взглядом – мимо дёргающихся голов певцов хора – по строгой, усыпанной драгоценностями аудитории. Они сидели здесь, в Большом Театре, неподвижные как статуи. Лучшие из лучших. Всё на них сияло – бриллиантовые колье, золотые серьги, серебряные волосы, лысые макушки и остекленевшие глаза. Особенно глаза. Скука, покорность, сонливость. Не самые привычные мотивы для убийства. Большинство зрителей было не в состоянии выказать интерес, что уж говорить про угрозу.

И тем не менее в воздухе витала смерть. Я чувствовал это. Кто-то замыслил недоброе.

Мог быть и один из певцов. И если толпа в зале была безучастна, то эти наоборот – слишком много рёва, топота, стенаний, падений, дрожи, куража, шатаний, прыжков, рыданий, борьбы, обмороков, и, конечно, ора, ора, ора… Неуёмно страстные, эти лунатики, скачущие, брызжущие слюной и воющие на луну.

Тониас, тенор помоложе, был заводилой в этом дурдоме. Пухлячок с золотыми волосами и бородой, он стоял посреди сцены в обруче, венчавшем голову. Блеск волос усиливался этой короной, делавшей его королём Орфеем, лордом-завоевателем из Дисталии. Он носил пышное белое жабо, тунику из ярко-жёлтого шёлка, плотный коричневый жилет, плащ, подбитый горностаем, и жёлтые же трико, подчёркивавшие каждую мышцу ног. Беря высокую ноту, он возносил меч, позволяя каждому в первом ряду вплотную насладиться его тремоло. Он больше походил на булочку, нежели на убийцу.