Королевский выкуп. Последний рубеж

Ричард был настроен показать себя с наилучшей стороны и изо всех сил старался поддерживать разговор. Он рассказал, что архиепископ Руанский вернулся, отбыв свой срок в качестве заложника в Германии. Новость обрадовала всех, в особенности клириков. Далее король поведал, что его канцлер Лоншан встречался с французскими послами, чтобы обсудить перемирие – неохотное, но реалистичное признание того факта, что Нормандии нужно время оправиться от терзавшей ее больше года войны, и это тоже понравилось собравшимся. Он развлек их историей о «толстой рыбе», выброшенной на берег во владениях каноников Святого Павла. Киты считались собственностью короны, но Губерт Вальтер распорядился отдать этого настоятелю и капитулу Святого Павла, и Ричард позабавил всех добродушным ворчанием, что теперь юстициар задолжал ему кита, а это долг не из тех, которые легко уплатить. Китов видел только он сам, Андре и его рыцари, и после того, как они описали того, с каким столкнулись по пути на Сицилию, разгорелась живая дискуссия о том, была ли «большая рыба» из Священного Писания, проглотившая Иону, китом.

Уверившись, что Ричард не намерен ссориться с епископом Гийомом, Беренгария начала успокаиваться. Она была благодарна мужу за то, что он предложил тему, столь интересную их церковным гостям. Молодая королева боялась, что после двадцати одного месяца разлуки Ричард покажется ей чужим, но все в нем было успокаивающе знакомым: то, как он вздергивал бровь или наклонял голову, когда обдумывал вопрос, изгиб рта, когда он сдерживал улыбку, его смех, его манера жестикулировать во время разговора. Это был тот супруг, которого она помнила, мужчина, всегда по-доброму относившийся к ней, хотя доброта, как было ей известно, не числилась среди главных свойств его характера. Это другой человек был незнакомцем, тот, кто писал ей безликие, пустые письма и придумывал предлоги, чтобы оттянуть встречу.

Беренгария еще обижалась из-за того, что муж не приехал к ней, как только узнал о смерти ее отца, но Джоанна почти убедила ее, что он не мог прервать военные действия, и даже епископ Гийом не упрекал его за это. Она была польщена, когда король заговорил о ее отце, о том, как он уважал Санчо, и напомнил остальным гостям, что короля Наварры называли Sancho el Sabio, Санчо Мудрый. Ричард заметил блеск сдерживаемых слез под ресницами Беренгарии, взял ее за руку и снова сказал, как опечалило его известие о смерти тестя.

Это был первый момент настоящей близости между ними с самого прибытия Ричарда, и, улыбнувшись, она тихо, чтобы слышал только муж, сказала:

– Меня утешает то, что он теперь с мамой. И брат признался, что отца много месяцев мучили боли, так что я благодарна, что он больше не страдает. Уверена, Санчо будет прекрасным королем, и это тоже утешает меня. Жаль только, что моему брату Фернандо пришлось услышать горестные вести так далеко от дома, семьи и друзей…

Она резко замолчала, когда Ричард отдернул руку.

– У меня не было выбора. Германский император потребовал, чтобы Фернандо стал одним из заложников.

Его рассерженный, обвиняющий тон привел Беренгарию в смятение.

– Мне это известно, милорд супруг. – Болезненно смущенная, что они привлекают внимание, она поспешно сказала: – Я не виню тебя, совершенно не виню.

Ричард молча посмотрел на нее, потом кивнул и потянулся за своим кубком. Беренгария тоже выпила вина, и неловкий момент прошел. Но после она ела, не чувствуя вкуса пищи, обеспокоенная тем, что прочитала недоверие в его глазах.

* * *

Изучая свое отражение в ручном зеркале, Беренгария покусывала губы, чтобы придать им больше цвета. Камеристки долго расчесывали ее длинные темные волосы, пока те не заблестели, на шею и запястья нанесли ароматы, и она подняла руки, чтобы они смогли снять через голову ее сорочку. Не обращая внимания на их хихиканье и шепоток, она скользнула обнаженной меж простынями, подумав, что за ней ухаживают как в брачную ночь. Отослав служанок, молодая женщина стала ждать мужа, волнуясь сильнее, чем в майский вечер на Кипре. Тогда она, по крайней мере, была уверена, что Ричард желает делить с ней ложе. Теперь такой уверенности не было.

Он вошел в комнату, и Беренгария ощутила нервную дрожь, странную смесь возбуждения и тревоги. Казалось, целая жизнь минула с тех пор, как они были вместе. Ричард принес масляную лампу и теперь поставил ее на маленький столик близ кровати. Беренгария предпочла бы полную темноту, не желая, чтобы он видел румянец ее смущения, но после его вспышки за ужином, возражать не рискнула. Испанка прикрыла глаза в молчаливой молитве – пусть в эту ночь его семя пустит росток в ее чреве, – а когда открыла, он стоял у кровати и смотрел на нее. Беренгария подумала, как прекрасен он в свете лампы, и смущенно улыбнулась. Флирт никогда не давался ей так легко, как Джоанне. Она никогда не была наедине с мужчиной до Ричарда и теперь смущенно подумала, предпочел бы он видеть жену более опытной, больше похожей на прочих женщин при королевском дворе.