— Если вы думаете, что это единственная обязанность королевы, вы жестоко ошибаетесь, моя леди. Я буду говорить так же прямо, как вы. Вы пренебрегаете вашими обязанностями перед вашими леди, которые находятся здесь сегодня только для того, чтобы угождать вам и беседовать с вами. Подумайте. Разве они не могли бы заниматься тем же самым вышиванием в собственных удобных комнатах или в обществе миссис Хести? Вы вздыхаете о том, что считаете более важной работой, но перед вами дело, с которым не может справиться сам король. Вы здесь, чтобы сделать его. Восстановить королевский двор. Сделать замок приятным и привлекательным местом. Понукайте лордов и леди, чтобы они соперничали из-за внимания короля, заставьте их поддерживать его начинания. Прошло уже много времени с тех пор, как в этом замке была настоящая королева. Вместо того чтобы смотреть вниз, на корабли, которые легко могут строить другие, возьмитесь за работу — вашу работу — и постарайтесь приспособиться к ней.
Я повесил гобелен, закрывавший ставни и сдерживавший холод морских штормов. Потом отступил назад и встретил взгляд своей королевы. К моему огорчению, она выглядела пристыженной, как служанка. В ее светлых глазах стояли слезы, щеки так раскраснелись, словно я ударил ее. Я посмотрел на дам, которые все еще пили чай и болтали. Розмари воспользовалась случаем, чтобы украдкой разломить пирожное и посмотреть, что там внутри. Никто, казалось, не заметил ничего неладного. Но я уже знал, насколько сведущи придворные дамы в науке лицемерия, и боялся разговоров о том, что после каких-то слов бастарда, обращенных к будущей королеве, в глазах ее появились слезы. Я проклинал свою неуклюжесть и напомнил себе, что, какой бы высокопоставленной особой ни была Кетриккен, она не намного старше меня и одна в чужой стране. Мне не следовало говорить с ней подобным образом, а надлежало изложить проблему Чейду и позволить ему устроить так, чтобы кто-то объяснил это ей. Потом до меня дошло, что он уже выбрал кое-кого, кто должен объяснять ей такие вещи. Я снова встретился с Кетриккен глазами и рискнул нервно улыбнуться. Она быстро проследила за моим взглядом в сторону дам и сразу овладела собой. Сердце мое забилось сильнее от гордости за нее.
— Что ты можешь мне сказать? — спросила она тихо.
— Я могу сказать, что не должен был так дерзко разговаривать со своей королевой и прошу прощения, — сказал я покорно. — Но, кроме того, вы могли бы выказать этим двум преданным леди какой-то особый знак королевской благосклонности.
Она понимающе кивнула:
— И в чем может выразиться такая благосклонность?
— Может быть, частная встреча со своей королевой в ее личных комнатах, чтобы насладиться искусством особенного менестреля или кукольника. Не имеет значения, какое развлечение вы приготовите для них; главное, чтобы те, кто не был столь же предан вам, были исключены.
— Это звучит вполне в духе Регала.
— Наверное. Он очень сведущ в обращении с лакеями и клевретами. Но он бы сделал это со злобой, чтобы наказать тех, кто пренебрег им.
— А я?
— А вы, моя будущая королева, вы делаете это в качестве награды достойным, не собираясь никого наказывать, а только чтобы насладиться обществом тех, кто разделяет ваши чувства.
— Понимаю. А менестрель?…
— Скажем, Меллоу. Он обладает галантной манерой, вполне подходящей для каждой леди, присутствующей в комнате.
— Ты узнаешь, свободен ли он сегодня вечером?
— Моя леди, — я невольно улыбнулся, — вы — будущая королева. Вы оказываете ему честь, желая его присутствия. Он никогда не будет слишком занят, чтобы услужить вам.
Кетриккен снова вздохнула, но этот вздох не был таким тяжелым. Она кивнула мне в знак того, что я могу идти, поднялась, улыбнулась дамам и попросила их извинить ее рассеянность этим утром, а потом пригласила посетить ее этим вечером в ее комнатах. Я смотрел, как они обмениваются взглядами и улыбаются, и понял, что мы поступили правильно. Я отметил про себя их имена — леди Хоуп и леди Модести.
Так я стал советником Кетриккен. Не могу сказать, что мне это особенно нравилось — быть наставником и советчиком, объясняющим, какие шаги ей следует предпринять. По правде говоря, это было очень хлопотно. Я чувствовал, что унижаю ее своими упреками, развращаю, обучая паучьим путям власти в придворной паутине. Она была права. Это были фокусы Регала. И хотя она делала все это из лучших побуждений и не так жестоко, как Регал, мною двигали исключительно личные интересы, я заботился только о своем благе и благе Кетриккен. Я хотел, чтобы она забрала власть в свои руки и этой властью связала воедино трон и Верити.