Королевский убийца [издание 2010 г.]

Он возник, ударившись в наши сцепившиеся тела, как стенобитный таран. Тогда мы все упали на снег, и от этого удара хватка «перекованного» на моем горле настолько ослабла, что мне удалось вдохнуть. В голове у меня прояснилось, и внезапно я снова обрел мужество для драки, для того чтобы не обращать внимания на боль, чтобы сражаться! Клянусь, я видел себя: лицо, лиловое от удушья, кровь хлещет из ран и впитывается в одежду. Этот лишающий рассудка запах. Я оскалил зубы. Потом волчонок повалил «перекованного» и оторвал его от меня. Он нападал со скоростью, о которой не мог бы даже мечтать ни один человек, нанося удар, кусая и отпрыгивая так быстро, что жадные руки врага не успевали дотянуться до него. Внезапно он отскочил назад. Я знаю, что я почувствовал, когда челюсти волчонка сомкнулись на горле человека. Это мои собственные челюсти сжались в смертельной хватке, кровь залила мою морду и хлынула на грудь. Я тряхнул головой, мои зубы рвали тело, вытряхивая из него остатки жизни.

Потом была пустота.

Я сидел на снегу, прислонившись спиной к дереву. Волчонок лежал недалеко от меня. Его передние лапы были забрызганы кровью. Он вылизывался аккуратно, медленно и сосредоточенно.

Я поднес рукав ко рту и подбородку. Вытер кровь. Она была не моя. Я бросил взгляд на тело лежащего рядом со мной человека и отвел глаза. На какое-то ужасное мгновение я вспомнил, как вонзил зубы ему в горло. Я крепко зажмурился и не двигался.

Холодный нос у моей щеки. Я открыл глаза. Волк сидел рядом и смотрел на меня.

Волчонок.

Ночной Волк, поправил он меня. Моя мать назвала меня Ночным Волком. Я последний из помета открыл глаза. Он посопел носом. Потом неожиданно чихнул. Посмотрел на лежащих мужчин. Я невольно проследил за его взглядом. Мой нож достал молодого, но он не умер мгновенно. Оставшиеся двое…

Я убивал быстрее, тихо заметил Ночной Волк. Но у меня не коровьи зубы. Ты неплохо поработал для своего рода. Он встал и отряхнулся. Кровь, и холодная и теплая, забрызгала мне лицо. Я резко выдохнул и вытер ее, потом понял, что это значит.

Ты ранен.

И ты тоже. Он вытащил нож из тебя, чтобы воткнуть его в меня.

Дай мне посмотреть.

Почему?

Вопрос остался висеть в холодном воздухе. Приближалась ночь. Три ветки над головой уже стали черными на фоне вечернего неба. Мне не нужен был свет, чтобы разглядеть волка. Мне вообще не нужно было видеть его. Разве вам нужно видеть ваше ухо, чтобы знать, что оно часть вас? Бесполезно было отрицать, что мое ухо принадлежит мне, и так же бесполезно было отрицать Ночного Волка.

Мы братья. Мы стая, уступил я.

Правда?

Я чувствовал, что Дар волка тянет, дергает и хватает меня. Я вспомнил, что чувствовал это раньше и не обращал на это внимания. Теперь нет. Я дал ему свое безраздельное внимание. Ночной Волк был здесь: шкура, зубы, мышцы и клыки; и я не избегал его. Я знал о резаной ране на его плече и чувствовал, что лезвие вошло между двумя крупными мышцами. Он держал лапу прижатой к груди. Я помедлил и ощутил, какой болью отдается в нем это промедление. Так что больше я не ждал и потянулся к нему, так же как он ко мне.

Доверие не есть доверие, пока оно не полное. Мы были так близки, что я не знал, чья именно это была мысль. На мгновение у меня появилось двойное ощущение мира, когда его восприятие наложилось на мое. Его ощущение запаха тел, его слух, говорящий мне о лисицах, уже подбирающихся к «перекованным», его глаза, благодаря которым зимние сумерки как бы рассеялись. Потом эта раздвоенность исчезла и его чувства стали моими, а мои — его. Мы были связаны воедино.

Холод охватывал землю и мои кости. Мы нашли мой задубевший от мороза плащ, я встряхнул его и надел. Я не пытался застегнуть его и держал подальше от кусаной раны на шее. Кое-как мне удалось натянуть рукавицы, несмотря на раненую руку.

— Лучше нам пойти, — сказал я тихо. — Когда мы придем домой, я вычищу и перевяжу наши раны. Но сперва хорошо бы туда добраться и согреться.

Я почувствовал согласие Ночного Волка. Он шел рядом со мной, не позади. Один раз он принюхался. Поднялся холодный ветер. Начал падать снег. Вот и все. Нос волка дал мне знать, что больше не надо бояться «перекованных». Воздух был чист, не считая запаха тех, оставшихся позади, и даже он становился слабее, превращаясь в запах падали и перемешиваясь с запахом лисиц, пришедших за едой.

Ты был не прав, заметил он. Оба мы не особенно хорошо охотимся поодиночке. Ехидный восторг. Но может быть, ты думаешь, что неплохо справлялся до того, как я пришел?

Волк не предназначен для того, чтобы охотиться в одиночку. Я пытался сохранить достоинство.