Королевский мятеж

Дмитрий отнес на кухню последние тарелки и вернулся в комнату. Нужно сложить стол. Он снял и аккуратно свернул скатерть. Взгляд снова зацепился за фотографию на комоде и рюмку с водкой перед ней, накрытую куском черного хлеба. Защипало глаза. Бабушки больше нет. А он даже не был с ней в ее последний час. Все зимние каникулы провел с классом в Таллинне. Когда уезжал, бабушка была еще довольно бодра. Он и подумать не мог, что ее не станет так скоро.

— Дима, одевайся! — раздалось из коридора.

Значит, посуду родители уже перемыли. Но уходить так отчаянно не хотелось…

Дмитрий выглянул в коридор:

— Я переночую здесь, ладно?

— Что за странная идея — остаться на ночь в квартире покойницы? — мать застыла с сапогом в руке. Во второй уже успела обуться. Балансировать на высоком каблуке, стоя на одной ноге, было не очень удобно, и она схватилась за руку отца.

— Пусть остается, — решил тот.

Мать попыталась возражать, но отец ее уговорил.

— Только чтоб никаких спиритических сеансов, — пошутил он уже на выходе.

— Никаких, — улыбнулся Дмитрий.

Он запер за родителями дверь и вернулся в большую комнату. Откровенно говоря, он бы с радостью переехал в эту квартиру прямо сейчас. Но, к сожалению, до восемнадцатилетия ждать еще целых четыре года. Четыре года и тринадцать дней, если быть точным.

А спиритический сеанс это, кстати, мысль. Можно было бы проститься с бабушкой… Правда, как именно его проводить, Дмитрий не имел представления. Но точно нужна фотография и свечи. Фото в рамке стояло на комоде. А где у бабушки свечи? Наверняка ж должны быть.

Первым делом Дмитрий полез в ящики комода. Белье. Нет, здесь вряд ли. Он выдвинул другой ящик. Тысяча самых разных мелочей. А это что такое? Взгляд приковал конверт с надписью «Диме». Письмо определенно предназначалось ему — других родственников с таким именем у бабушки попросту не было.

Он разорвал конверт и развернул сложенный вчетверо лист.

«Димочка, боюсь, мы уже не увидимся. Ты много раз спрашивал, где я научилась магии… Хотела рассказать, когда ты станешь старше. Но, видно, другого случая не представится.

Это произошло в сентябре 1940-ого. Саша тогда работал в посольстве. — Сашей звали первого бабушкиного мужа. — А фашисты каждый день бомбили Лондон. Обычно по ночам. Но в тот раз налет случился днем. Я была далеко от посольства, когда завыла сирена воздушной тревоги. Тот район я знала плохо и толком не представляла, где бомбоубежище. Но побежала следом за другими людьми. Туфли были ужасно неудобные. Я подвернула ногу, упала. Жуткая боль, слезы потекли из глаз сами. Когда наконец поднялась, поняла, что осталась на улице одна. Но, конечно, похромала дальше. Рев самолетных двигателей был уже близко. А потом начали рваться бомбы! При каждом взрыве сжималось все внутри. От страха я даже боль в ноге почти перестала чувствовать.

Не знаю, откуда он вдруг взялся рядом.

— Стой! — прокричал он. — Все равно не успеем.

Да чего ж стоять-то — накроет бомбой, и поминай как звали. Но он крепко держал меня за локоть, я не могла сдвинуться с места. И тут бомба ударила в здание рядом с нами. Все, надеяться не на что! Словно в замедленной съемке я видела, как фасад трехэтажного дома падает прямо на нас…

Это было невозможно, но нас не задело ни единым обломком. Поначалу я думала, что мы оба умерли, поэтому ничто больше не причиняет нам вреда. А потом до меня стало доходить, что кромешный ад творится повсюду, но только не в радиусе метра вокруг. Возле нас не упал ни один камешек, в воздухе вовсе не было взвеси, еще не осевшей на улице. И даже грохот взрыва и обрушения здания оглушил меня не так уж сильно. Да и взрывной волны я ведь не ощутила вовсе.

— Я поставил защиту. Магическую, — пояснил англичанин, видя мою растерянность. — Знаю, ты не поймешь…

Я действительно не понимала и ни за что не поверила бы в какую-то чушь про магию… если бы не наблюдала невозможное собственными глазами.

— Пойдем, — сказал он. Самолеты над нами больше не ревели, бомбили другие части города.

На больную ногу я еле наступала. Кое-как с его помощью перебралась через завалы. А потом он поднял меня на руки и понес к бомбоубежищу. Хотя сам, похоже, от усталости едва держался на ногах.

Когда объявили отбой воздушной тревоги, он уже более-менее пришел в себя. А вот я по-прежнему не могла ходить. Англичанин понес меня к себе домой — оказывается, жил неподалеку. По дороге, пока он передыхал, я позвонила мужу из телефонной будки. Сказала, что со мной все в порядке и почему-то солгала, что останусь ночевать у приятельницы — был уже довольно поздний вечер. Не знаю, что подумал бы англичанин, но я старалась говорить как можно тише.

Больше всего я боялась, что дома у него обнаружится семья. Но квартира была пуста. Только радовалась я недолго — повсюду стояли и висели на стенах семейные фотографии. Он сразу сказал, что это его жена, указав на одно из фото. Как будто стену между нами воздвиг. И только потом вспомнил, что до сих пор не представился и наконец сделал это:

— Кеннет Барнс.