– Тиэса-а-Роэль, – спокойно произнесла Сэльви чужое и никогда не примерявшееся на себя имя, – была добрейшим существом. И очень плохой королевой… Я имею право это сказать, наверное. Она не умела говорить «нет» хамам, она не умела бить больно и не жалеть, когда следует бить и не жалеть… – Королева задумчиво покачала больной головой. – Пить не пила, радоваться не решалась от души и без оглядки. Впадала в отчаяние, страшилась обидеть и не смела унизить. Моя Ольви такова, она гораздо больше впитала от той стороны души, я знаю… она и есть во многом росток древнего дерева, поднятый заново, из семечка, – Сэльви заговорщицки подмигнула и поднесла палец к губам, – только никому!
– У меня голова гудит, – ужаснулась Мильоса. – Ничего уже не понимаю.
– Пить надо больше, – ехидно посоветовала Сэльви, морщась и вздыхая. – Или все же меньше? Мы с Риром много раз обсуждали пути душ. Даже ругались. А потом мирились… Мы живем в этом мире, и нам не дано понять законов, действующих вне его пределов. Но есть намеки и наблюдения. Долги платить приходится, точно. И еще, как говорит король, любовь сильнее смерти, если она не совсем слепа. Иди, устала я от сложностей темы, не ко времени разговор.
– Так он вернется?
– Мильоса-о-Рил! – возмутилась Сэльви. – Мое величество втолковывает тебе заплетающимся языком уже так давно: нет! Он не вернется, ребенок с именем Эдиль будет жить новую жизнь с чистого листа, храня память рода и магию, это можно перелить из стакана в стакан… если на трезвую голову постараться. Прочее не от него зависит, от тебя. Иди, не делай такое лицо, тошно. – Королева вздохнула. – Опыт хранит возрождаемый, любовь бережет живущий. Я полагаю, все правильно. И я сказала то, что желала сказать.
Королева одернула кофту, затянула пояс брюк и решительно тряхнула волосами. Прошептала короткое заклятие трезвости, уныло вздохнула – муть в сознании осела, но не исчезла. Но ведь скоро опять идти к вечернему костру, связывать Эдиля с новой семьей. И потом выполнять вторую часть обряда. Трудная весна. Сэльви лукаво улыбнулась. Зато какие могут получиться замечательные королевские внуки! Взять хоть Виоля. Он долину изведет не хуже Кошки. А то Ли повзрослела, редко пугает эльфов своими дикими выходками…
Пять дней спустя Лильор и Аста согласились внести плату, назвав сына именем Эдиль. Второй ледяной эльф воспринял обряд с огромным изумлением. Все же он – маг шестого круга, но ничего подобного прежде не видел. И, увы, так и не понял, что же с ним, собственно, сделали?
«Оживили? – хмурился кентавр, вслушиваясь в пьяный шум королевской гулянки, не дающей спать всей заставе. – Нет… точно нет. Сердце из странного рыжего пламени бьется, оно дарит радость тепла и обещание жизни, но это пока лишь обещание». Эдиль усмехнулся. А зачем ему оставаться в мире – кентавром? Бессмысленный и печальный удел. Тогда в чем состоит вторая часть невероятного заклятия?
Рядом замер Виоль, он только что вернулся с охоты – бегал в лес вместе с Дюптой.
– Ты за восемь тысяч лет так и не поумнел, мудрец-терпеливец, – фыркнул хран, привычно поправляя свои роскошные снежные волосы. – В королеву надо верить. А ты хочешь разобрать ее замысел на части и понять. Не трудись. Я, между прочим, а-Дивир. Знаешь, какова была роль нашего рода в долине? Я имею в виду – до глупостей с рангами, совсем давно.
Эдиль послушно кивнул. Само собой, как не знать! Они уже обсудили все, что возможно и невозможно, за долгие века на реке. Дивиры – точнее, немногие из них – были жрецами Творца. Никто не понимал этого их свойства. Но признавал: иногда в детях рода просыпается способность осознавать и толковать божественную волю. Не понимать, а именно осознавать.
Дании обрели власть в те несчастливые годы, когда королева заболела и долго находилась на грани смерти, неспособная править и влиять на жизнь долины. А до того времени ее первым советником считался именуемый «голосом Творца» жрец из рода а-Дивир, и только он.
Виоль, как обычно, очень быстро соскучился ждать более громкого – не мысленного, а высказанного вслух – ответа от друга. Фыркнул, встал на дыбы и загарцевал, привлекая к себе внимание.
– Ты ведешь себя, как лошадь, – сообщил очевидное Эдиль.
– Надо во всем находить лучшее и светлое, – посоветовал хран. – Даже в смерти. Мы с тобой скоро умрем, Диль. Солнышко нас погубит, растопит, и вода утечет в реку мертвых. Это даже мне понятно. Мы доберемся наконец-то до дальнего берега.
– Неужто в тебе проснулся родовой талант прорицания? – восхитился Эдиль.
– Вроде бы – да. Я теперь чушь горожу похлеще прежнего, – рассмеялся Виоль. – Я столько знаю, Диль, что боюсь сказать лишнее слово. Мне Сэльви вчера велела язык прикусить и молчать под угрозой ее очередного «страшного» проклятия. Она молодец, видит важное сразу. Нельзя говорить. Бедные мои предки, как они умудрялись молчать, ведь распирает же от невысказанного – невыносимо! Знаю, что будет новое немирье с людьми через… ох, молчу. Что король… И гномы… Нет, срочно ухожу на охоту! Один. Надолго.