Королевский краб

И вот шел старшина в десятую каюту с твердым намерением дать волю себе, потому что иного выхода не было. Жильцы десятой уже который раз просыпают, словно не слышат команды по динамику, включенному на полную мощность.

Карпович прекрасно понимал, что ловцы устают, работая от зари до темна, что на сон остается времени мало. В таких условиях проспать немудрено, со всяким может это случиться. Он и сам три дня назад так заснул. Настя трясла его за плечи с полчаса, а он все равно не просыпался. Тогда она чуть ли не в слезах выбежала на палубу, где у борта, около седьмого мотобота, сгрудились, ожидая старшину, десять ловцов, моторист Василий Иванович и лебедчик. Лебедчик уже держал руку на рубильнике, готовый спускать бот на воду; тут же был один из мастеров ловецкого цеха Николай, двадцатилетний, толстый парень, которого насмешливые девчата с вешалов прозвали Голубчиком.

Настя, соблюдая субординацию, сразу бросилась к мастеру:

— Голубчик, а мой-то как бы не заболел! Теплый, дышит, но не встает…

Круглое лицо молодого мастера стало пунцовым не столько от известия Насти, сколько от того, что его, быть может, впервые в глаза назвали не по имени.

— У меня есть имя, Настя, запомни это, — было сказал мастер, но тут на палубе появился Карпович, мрачный как туча. И так он глянул на жену, на свою команду, на Николая, что всем стало ясно, лучше забыть все и прыгать в мотобот, где уже был Серега и держался правой рукой за руль, а левой тянул трос газа на себя, давал обороты мотору.

— Майна! — зычно крикнул мастер лебедчику, и тот врубил на полную. Бот не спустился, а упал на свинцовую воду Охотского моря и, тарахтя, как мотоцикл, понесся к своему порядку сетей.

И если однажды проспал сам старшина, то рядовому ловцу не грех и трижды проспать. Однако жильцы десятой проспали подъем не трижды, а последнюю неделю это у них стало системой. Каждое утро их приходилось будить. Долготерпеливый был старшина и понятливый, но в то утро он и шестеро из экипажа «семерки» ждали проспавших на глазах капитана, который спустился с мостика на палубу по причинам не совсем обычным. Дело в том, что японские синоптики дали плохой прогноз. По их сведениям, район южного поля, куда пришел «Никитин», должен захватить мощный, редкий даже для этих мест циклон. А советские синоптики, правда двумя часами раньше, дали погоду в пределах нормы — лишь к вечеру предполагалась крупная зыбь и ветер в пять — семь баллов.

Утро же было великолепным. Чистое синее небо, солнце и почти спокойное море. Море лениво, как гигантское животное во сне, дышало и было ласковым, не свинцовым, как обычно, а бирюзовым.

Ефимов двадцать лет подряд бороздил коварное Охотское море, знал, как тут внезапно налетают штормы. Знал он и то, что японские и советские синоптики довольно часто ошибаются. Обычно их предсказания сбываются, когда они «дуют в одну дуду», но тут случился редкий разнобой: два диаметрально противоположных прогноза. Какому верить? Опыт подсказывал капитану, что в море правильнее ожидать худшего, быть начеку при любых обстоятельствах. Он и на мостике над этим думал, хмуро бродил по мостику, сложив руки на большом животе. Был он одет в телогрейку, которую надевал чаще, чем форменный китель, потому что это как бы сближало его с рабочими. Капитан искренне, по-хорошему завидовал тем, кто умел делать то, что ему делать не по душе или не по силам.

— Как же мы поступим, — обратился наконец капитан к молодому завлову. — Дадим команду спускать боты в море или нет?

— Да как вы, Илья Ефремович, — встрепенулся молодой завлов. — Лично я не стал бы рисковать.

— А план? — пробурчал капитан. — Если мы потеряем еще два-три дня, плана мы не возьмем. И тогда…

Валерий Иванович отлично знал, что будет тогда. Тогда на следующий год на «Никитине» из старых рабочих останутся единицы, только самые стойкие и верные, как, например, Евгений Карпович. Остальные же окончательно разочаруются в рыбацком счастье Ефимова, будут твердить, подобно некоторым сейчас: у него, мол, пошла не та полоса, закончилась его дружба с богом удачи.

И завлова будут винить, даже больше, чем капитана, потому что завлов молодой и никакими успехами в прошлом похвастаться не может.

Валерий Иванович поглядел на небо, на море, пожал плечами. Ничто не предвещало шторм. «Да, видно, надо выпускать мотоботы в море. Пусть работают, но и осторожность не помешает, надо быть начеку, и только! А там, глядишь, японские синоптики ошиблись — и все будет хорошо. Отчего бы им не ошибиться? Сидят в своем Токио, полной информацией не располагают, а так, гадают на кофейной гуще». Именно это подумал завлов, любуясь тихим утром, чистым небом и снежными вершинами Камчатки.

— Не бывает путины без риска, — твердо сказал Илья Ефремович. — И еще я знаю, что нечего делать в море перестраховщикам.

— Правильно, — подтвердил завлов, потому что понял: капитан принял решение и больше не колеблется. Потом капитан сделал шаг вперед, взял микрофон, нажал кнопку и, как Базалевич, категорично, с металлом в голосе дал команду: