Королевский генерал

На окне на блюде лежали фрукты. Гартред взяла фигу и принялась ее есть, продолжая шарить глазами по комнате. Мэтти возмущенно фыркнула и, взяв поднос, вышла, бросив в спину Гартред такой взгляд, что, будь он замечен тою, он бы сразил ее наповал.

– Если такое положение еще продлится, – сказала Гартред, – никому из нас тут не поздоровится. Солдаты уже в паршивейшем настроении, а поражение может просто превратить их в зверей.

– Весьма возможно.

Она выбросила кожуру от своей фиги и взяла еще одну.

– Ричард в Ланхидроке, – сообщила она. – Это стало известно сегодня от одного пленного. Пожалуй, забавно, что сейчас тут у нас распоряжается владелец Ланхидрока. К концу этой кампании, чем бы она ни завершилась, тому мало что останется, после того как в имении похозяйничает Ричард. Джек Робартс мрачнее тучи.

– Он сам виноват, – заметила я, – ведь это он посоветовал графу Эссексу войти в Корнуолл и бросить десять тысяч человек в западню.

– Так это западня? – как будто удивилась Гартред. – И приманка в ней – мой не очень-то щепетильный братец? Я догадывалась об этом.

Я промолчала. И так уже было слишком много сказано. А Гартред явно собирала сведения.

– Что ж, посмотрим. – Она с наслаждением поедала фигу. – Но, если дело затянется, мятежники превратятся в каннибалов. Все захваченные ими земли, отсюда до Лостуитиела, уже разграблены, а в Фое нет продовольствия. Я содрогаюсь при одной только мысли, что сделает Джек Робартс с Ричардом, если ему удастся схватить его.

– С равным успехом может случиться и обратное.

Она рассмеялась и выдавила себе в рот последнюю каплю сока.

– Все мужчины – глупцы, – сказала она, – а особенно во время войны. Они теряют всякое представление о ценностях.

– Это зависит от того, – отозвалась я, – что понимать под ценностями.

– Я ценю лишь одну вещь, – призналась Гартред, – собственную безопасность.

– В таком случае ты явно пренебрегла ею, когда десять лет назад пустилась в дорогу.

Она посмотрела на меня из-под своих тяжелых век и улыбнулась.

– Твой язычок с годами не потерял своей остроты, а несчастье не смягчило твоего нрава. Скажи, ты по-прежнему увлечена Ричардом?

– Это мое дело, – возмутилась я.

– Его ненавидит вся офицерская братия. Полагаю, тебе это известно, – сказала она. – Его одинаково не любят как в Девоне, так и в Корнуолле. В действительности единственные, кого он может считать своими друзьями, – юнцы, что не осмеливаются грубить ему. Они-то и составляют его маленькую свиту, которая следует за ним как тень.

«О господи, – подумала я, – ну и стерва же ты, цепляешься за какие-то досужие вымыслы, чтобы свести меня с ума». Я смотрела, как она поигрывает своими кольцами.

– Бедная Мэри Говард, – проговорила Гартред, – что ей пришлось вынести. Знаешь, Онор, не став его женой, ты избавила себя от нестерпимых унижений. Я догадываюсь, что Ричард последнее время разыгрывал любовь к тебе. Несомненно, он любит тебя на свой извращенный лад. Для него это скорее новое, диковинное времяпрепровождение – женщина, которая не в состоянии ответить на любовь. То, как он обращается с Диком, и в самом деле внушает сильную тревогу. – Она зевнула и направилась к окну. – Бедный мальчик обожает мать, а теперь, по моим представлениям, Ричард намеревается воспитать его уродом, чтобы только досадить ей. Как он тебе показался, когда был здесь?

– Юный и чувствительный, как и многие другие дети, – ответила я.

– Для меня остается загадкой, как он вообще появился на свет, – сказала Гартред. – Когда я думаю о той возмутительной истории, которую мне поведала Мэри. Все же я поберегу твои чувства, если ты все еще держишь Ричарда на пьедестале. Я рада за мальчика, что Джек Робартс не нашел его здесь, в Менебилли. Он поклялся повесить любого из родственников Ричарда.

– За исключением тебя, – заметила я.

– Ну, я не в счет, – ответила Гартред. – Миссис Денис из Орли-Корта не то же самое, что Гартред Гренвил.

Она в очередной раз бросила взгляд на стены, а затем снова выглянула во двор.

– Это ведь та комната, где они обычно держали слабоумного? – неожиданно спросила она. – Я еще помню, как он осыпал ругательствами Кита, когда мы приезжали сюда двадцать пять лет назад.

– Не имею понятия. Эта тема в семье не обсуждается…

– Было что-то необычное в строении этого дома, – сказала она небрежно. – Не могу в точности припомнить, что именно. Кажется, какой-то чулан в стене, куда они его обычно заталкивали, когда он становился буйным, – так мне рассказывал Кит. Ты обнаружила его?

– Здесь нет никаких чуланов. – Я старалась оставаться невозмутимой. – За исключением вон той комнатки.

– Мне очень жаль, – проговорила она, – что из-за моего приезда тебе пришлось уступить свою комнату Джоан Рашли. Я бы преспокойно обошлась и этой. Как сказала мне одна из служанок – до тебя этой комнатой никогда не пользовались.

– Гораздо проще было, – переменила я тему разговора, – разместить тебя с дочерьми в комнате попросторнее, где ты могла бы за ужином принимать посетителей.