Для него было в порядке вещей пять минут подержать меня в объятиях, вскружить мне голову, затем ускакать галопом в Лонстон, забыв обо всем, кроме своих дел; я же оставалась сидеть в своем кресле, с растрепанными волосами и в измятом платье, не в силах избавиться от обуревавших меня мыслей, подавленная, растерянная и несчастная. Что ж, я сама избрала свою судьбу, позволила ему вернуться в мою жизнь, и теперь мне следует привыкать к жару, который он разжигал во мне и который уже ничто не сможет охладить.
Итак, крикнув своего ординарца, он махнул мне рукой и поскакал в Лонстон, где, сказала я себе с ноющим чувством ревности, они с Джо наверняка найдут возможность плотно поужинать и предаться каким-либо сиюминутным утехам, прежде чем приступить на следующий день к серьезным делам. Я слишком хорошо знала моего Ричарда, чтобы поверить, что он станет вести воздержанный образ жизни только потому, что любит меня.
Я пригладила локоны, расправила кружевной воротничок и дернула за колокольчик, позвав лакея; он и еще один слуга отнесли меня в кресле в мою комнату. Вышли мы не через парадную дверь, как обычно, а через задние комнаты, что под дозорной башней, и там, в коридоре, я увидела Фрэнка Пенроуза, кузена и помощника управляющего моего зятя. Он оживленно беседовал с молодым господином, примерно такого же, как и он, возраста, с желтовато-бледным цветом лица и выдающимся подбородком, – похоже, тот рассказывал ему историю своей жизни.
– Позвольте представить вам мистера Ашли, госпожа Онор, – произнес Фрэнк своим обычным слащавым тоном. – Он оставил своего ученика отдыхать в вашей комнате. Мы с мистером Ашли хотим выпить чего-нибудь прохладительного.
Мистер Ашли кивнул и щелкнул каблуками.
– Сэр Ричард говорил мне, что вы крестная молодого человека, сударыня, и что отныне я должен буду подчиняться вам. Это, разумеется, не совсем отвечает общепринятым нормам, но я попытаюсь приспособиться к обстоятельствам.
«Ты всего лишь претенциозный дурак, вряд ли мы найдем с тобой общий язык», – подумала я про себя, но вслух сказала:
– Прошу вас, мистер Ашли, ничего не меняйте в своих привычках и поступайте так, как если бы вы находились в Баклэнде. Я ни во что не собираюсь вмешиваться и буду следить за тем, чтобы мальчику здесь было хорошо.
Я оставила их кланяющимися и рассыпающимися в любезностях, хотя знала, что они с удовольствием разорвали бы меня на части, как только я повернусь к ним спиной. Наконец меня внесли в ту часть дома, что над воротами.
Навстречу мне шла Мэтти, неся тазик с водой и переброшенные через руку бинты.
– Рана серьезная? – спросила я.
Она поджала губы, выражая явное недовольство случившимся.
– Слишком напуган, а так ничего особенного, – ответила она. – Если вы посмотрите на него слишком строго, он упадет в обморок.
В комнате слуги опустили кресло на пол и удалились, закрыв за собой дверь. Сжавшись в комок, он сидел в кресле перед камином. Крохотный человечек с огромными черными глазами и темными локонами. Повязка на голове только подчеркивала его бледность. Он с тревогой смотрел на меня, не переставая грызть ногти.
– Тебе лучше? – тихо промолвила я.
Какое-то время он молча смотрел на меня, затем, сделав странное движение головой, произнес:
– Он уехал?
– Кто? – спросила я.
– Мой отец.
– Да. Ускакал в Лонстон вместе с твоим кузеном.
Он задумался.
– Когда он вернется?
– Он не вернется. Завтра или послезавтра он должен присутствовать на военном совете в Окгемптоне. Ты пока останешься здесь. Разве он не сказал тебе, кто я такая?
– Я думаю, что ты, наверное, Онор. Он говорил мне, что я буду с одной очень красивой дамой. Почему ты сидишь в этом кресле?
– Потому что не могу ходить. Я калека.
– Это больно?
– Нет. Не очень. Я уже привыкла. Ты сильно ушибся?
Он осторожно потрогал повязку.
– Кровоточит, – признался он. – Под бинтами кровь.
– Пустяки. Это скоро пройдет.
– Я не буду снимать повязку, а то опять пойдет кровь. Прикажи служанке, которая промывала рану, чтобы не снимала повязку.
– Хорошо, – ответила я. – Я ей скажу.
Я взяла кусок ткани и принялась вышивать, дабы он не думал, что я наблюдаю за ним, и привык к моему присутствию.
– Моя мама тоже занималась вышиванием, – произнес он после продолжительной паузы. – Она вышила оленей, бегущих в лесной чаще.
– Очень красиво, – отозвалась я.
– Она сделала три накидки для кресел, – продолжал он. – В Фитцфорде они всем очень понравились. Ты, наверное, никогда не была в Фитцфорде?
– Нет, Дик.
– У мамы было много друзей, но я никогда не слышал, чтобы она говорила о тебе.
– Я не знакома с твоей мамой, Дик. Я знакома только с твоим отцом.
– Он тебе нравится?
Вопрос прозвучал резко, в голосе сквозило недоверие.
– Почему ты спрашиваешь? – Я попыталась уйти от ответа.
– Потому что мне он не нравится. Я его ненавижу. Хочу, чтобы его убили в бою.
Я взглянула на него – он впился зубами в тыльную часть своей кисти.
– За что же ты его ненавидишь? – спросила я спокойно.
– Он дьявол, вот за что. Он пытался убить мою мать. Хотел обворовать ее, а потом убить.
– Откуда ты это взял?
– Мама мне сказала.
– Ты ее очень любишь?