Королевский генерал

– Видела бы ты, Онор, – рассказывал Робин, – как слуги и арендаторы распластались перед ним в торжественной молитве; он же в руке держал шпагу, а его честное, открытое лицо было поднято к небу. Они все были в серебристо-голубых мундирах, как на большом празднике. Они бежали за ним вниз по склону, крича: «Гренвил! Гренвил!» Его слуга Тони Пейн размахивал пурпурным знаменем с тремя золотыми полосками. Боже, как я был горд, что я корнуоллец.

– Это у него в крови, – сказал Джек Трелони. – Бевил всю жизнь был помещиком. Но вложи ему в руки оружие, и он превратится в тигра. Таковы все Гренвилы в глубине души.

– Дорого бы я дал, – вступил в разговор Раналд Моун, – чтобы Ричард Гренвил перестал убивать ирландских дикарей и вернулся к своему брату.

Наступило неловкое молчание, так как некоторые вспомнили о прошлом, а также о моем присутствии в комнате, затем встал Робин и заявил, что пора возвращаться в Лискард.

Вот так в сорок третьем году в юго-восточном Корнуолле война лишь слегка задела нас и ушла. Многие из тех, кто даже не понюхал пороху, разглагольствовали о том, что они слышали или видели, тогда как те, кто в ней участвовал, такие как Робин, хвастались, что летом парламентские мятежники сложат оружие окончательно.

Увы! Оптимизм этот был совершенно неуместен. В том году мы одержали целую серию побед на западе, дойдя до самого Бристоля, и корнуолльцы покрыли себя славой, но в ходе того первого лета мы потеряли цвет мужского населения Корнуолла.

Сидней Годолфин, Джек Треваннион, Ник Слэннинг, Ник Кендал – одно за другим я вижу их лица, когда ворошу прошлое, и вспоминаю, как у меня замирало сердце, когда я брала в руки список погибших, который привозили из Лискарда. Все были людьми благородного поведения и высоких принципов – таких в графстве осталось не много, и их потеря весьма чувствительно отразилась на армии. Самой большой трагедией года, по крайней мере нам так казалось, стала гибель в Лансдауне Бевила Гренвила. Мэтти вбежала ко мне в комнату вся в слезах со словами:

– Они убили сэра Бевила!

Бевила, который, с его изяществом и учтивостью, добротой и обаянием, стоил всех военачальников Корнуолла, вместе взятых!

Я переживала так, словно он приходился мне братом, но была слишком ошеломлена, чтобы плакать.

– Говорят, – продолжала Мэтти, – что он был сражен ударом секиры как раз в тот момент, когда победа в бою была близка и противник обращен в бегство. И высокий Тони Пейн, его слуга, водрузил юного господина Джека на лошадь его отца. Мужчины ехали следом за парнем, обезумевшие от ярости и горя при виде их умершего хозяина.

Да, я хорошо представляла себе эту сцену. Бевил, убитый на месте, голова раскроена каким-нибудь ублюдочным мятежником, а на белом боевом коне Бевила его четырнадцатилетний сын Джек, которого я так хорошо знала, со слезами на глазах размахивает слишком большой для него саблей. А мужчины в серебристо-голубых мундирах ехали вслед за ним, и ненависть к врагу переполняла их сердца. О Боже! Были в природе Гренвилов некое благородство, скрытая неукротимость духа, из-за чего они, как корнуолльцы и военачальники, намного превосходили всех нас. Так, торжествуя победу и оплакивая потери, мы, роялисты, явились свидетелями окончания этого и наступления 1644 года – рокового для Корнуолла, – в начале которого его величество стал хозяином запада. Однако так и не сломленный окончательно парламент сосредоточивал повсюду мощные силы.

Весной этого года один офицер прибыл из Ирландии в Лондон и предложил свои услуги. Он намекнул господам из парламента, что может присоединить свои отряды к их войскам, и они, обрадованные перспективой заполучить в свои ряды такого славного воина, дали ему шестьсот фунтов и поделились с ним планами своего весеннего наступления. Он поблагодарил, улыбнулся – что было опасным знаком, если бы они знали его лучше, – и тотчас уехал в шестиместной карете в сопровождении группы солдат, один из которых скакал впереди с высоко поднятым флагом. Этим флагом была огромная карта Англии и Уэльса на малиновом фоне со словами «Обагренная кровью Англия», написанными поперек золотыми буквами. Когда экипаж прибыл в Багшот-Хит, его предводитель вылез из кареты и, собрав вокруг себя своих людей, невозмутимо предложил им следовать в Оксфорд и сражаться на стороне его величества, а не наоборот. Солдаты вполне охотно согласились, и обоз отправился в Оксфорд, увозя с собой кучу денег, оружия и серебряной посуды, завещанной парламентом, а также стенограмму заседания тайного совета, только что состоявшегося в Лондоне.

Имя человека, так дерзко одурачившего парламент, было Ричард Гренвил.

Глава 7