Королевский гамбит

Солнечным июльским утром мы выехали из города и взяли курс на юго-восток. Серёга, в крагах, в кожаной куртке-косухе и нелепой обшарпанной яйцеобразной каске, вёл, а я сидел позади, весь в камуфляже и в танковом шлеме. Картина получалась ещё та. Было жарко, и вскоре я перебрался в коляску, где и угнездился поверх спальников. Автомагнитолу нам заменила старая Серёгина «Аэлита»; мы слушали «Арию», «Нирвану», «Айрон Мэйден» и «Дорз» и два дня неторопливо катили по шоссе, любуясь видами.

Сложности появились день на третий, когда мы забрались в окрестности Стерлитамака, и сложности забавного характера: нам захотелось пива.

Быть в Башкирии и не отведать местного «Шихана» может только убеждённый трезвенник. Мы таковыми не были и в первые же сутки надрались как черти. Ехать после этого куда-то было совершенно немыслимо, мы встали лагерем у речки, развели костёр и всю ночь прорассуждали на тему, как это так получается, что в Америке байкеры ухитряются и пить, и ездить одновременно, а у нас нельзя. Сошлись на том, что у них там «чуть-чуть» не считается. На следующий день, опухшие и не выспавшиеся, мы не смогли удержаться, чтоб не пропустить ещё по бутылочке, после чего всё-таки взгромоздились в седло и двинули дальше. Медленно, как два нарика из анекдота. Вечером повторили процедуру. Как ни странно, ни один патруль нас не притормозил и мы никуда не врезались, но Кабан спьяну намудрил с коробкой передач, пожёг сцепление и запорол один цилиндр. Двигатель стал стучаться и чихать, мы еле дотянули до Кармаскалы и там заглохли окончательно. Мотоцикл пришлось разобрать. Весь чёрный от смазки, Серёга долго, с матом, ковырялся в его металлических потрохах, после чего заявил, что надо менять кольца и растачивать цилиндры, а иначе всё погубим окончательно.

Мы дотолкали несчастный драндулет до ближайшей ремонтной мастерской, где нас ободрали как липку на лыко, потом мы забрали с собой палатку и спальники, подсчитали наличность и приуныли: денег оставалось только на бензин, чтобы не застрять здесь навсегда. При взгляде на бесчисленные нефтяные насосы кажется, что в Башкирии, как в том палиндроме — «Низ неба бензин»: ткни пальцем в землю — нефть пойдёт. На самом деле это, конечно, не так. Бензин здесь и взаправду намного дешевле, чем в Перми, но всё же не бесплатный, как хотелось бы. Ждать было около недели. Мы почесали в затылках, решили, что нет худа без добра и что теперь можно отрываться на пиве без опаски, закупили на оставшиеся деньги три ящика «Президентского» и встали лагерем в излучине реки.

Вот и весь наш отдых.

Не знаю, что бы с нами стало, если б я по старой памяти не положил на дно коляски свою старую донную сеть. Продукты скоро кончились, а удочкой много не нарыбачишь. А соловья, как известно, байками не кормят. Моё прошлогоднее удостоверение инспектора рыбоохраны ещё действовало, (правда, не здесь, но, если что, я надеялся отбрехаться). Мы притопили сеть в ямине, а ящики — на мелководье, раздобыли луковицу и две картошки, и на вторую ночь наши труды были вознаграждены.

Две стерляди лежали в лопухах и шевелили жабрами. Рыбалка здесь и впрямь была что надо. Даже ерши, и те на Белой с ладонь величиной и больше похожи на окуней, а уж стерлядь… Серёга раздувал костёр, а я сидел на берегу, довольно щурился и обсыхал после водных процедур. Прошлым утром на место нашей ночёвки приплелось огромное стадо коров, одна из которых сожрала мои плавки, которые сушились на ветке. Теперь за сетью приходилось лазать прямо так, в штанах. Благо, на местном солнышке одежда сохла быстро, а богатый улов примирил меня с двухдневной голодовкой.

— Сколько сварим? — подошёл с ведром Кабанчик.

— Набирай полное, — уверенно распорядился я.

— С ума сошёл? Ведро ухи! Много будет.

— Съешь всё разом и попросишь добавки, — пообещал я ему. — Ты, балбес, ещё не знаешь, что такое настоящая стерляжья уха. Набирай.

Серёга с сомнением покачал головой, но послушно забрался в воду и зачерпнул с середины реки. Белая была здесь удивительно узкой и мелкой. Чуть выше по течению, посередине русла выступал узкий и недлинный островок, усыпанный белёсыми окатышами камней и высохшими створками перловиц. На нашей стороне росли ольховник и ивы. Противоположный берег представлял собой высокий каменистый откос — примерно метров сорок, совершенно белый, похожий на вывернутую из земли большую кость. Наверху кустились какие-то заросли. Красиво было — до оторопи. Кабан тоже впечатлился. Ещё вчера он, ободрав ладони и колени, таки залез на самый крутояр, долго восхищённо вертел головой и цокал языком, кричал мне оттуда: «Вот она, красота-то, оказывается, где!», потом подобрал на островке на память камень покрасивее и сунул его в боковой карман. Косуха у него немедленно перекосилась, на все сто теперь оправдывая своё название. Так он и ходил.