Читаем Королевский гамбит полностью

Подошел коронер.

– Все, ребята, довольно, – нетерпеливо бросил он, – дайте пройти.

Вместе с другими Стивенс вышел наружу, снова на знойный воздух. У дверей стояла повозка, которой раньше здесь не было. Задний полог был откинут, дно устлано соломой, и вместе с другими Стивенс стоял с непокрытой головой, глядя, как четверо мужчин выходят из помещения с завернутым в одеяло тяжелым свертком в руках и направляются к повозке. Трое или четверо подошли помочь, Стивенс тоже двинулся в ту сторону и тронул за плечо молодого человека, вновь отметив про себя прежнее выражение усталости и крайнего изумления.

– Вы подплыли к лодке, еще не зная, что дело неладно, – сказал он.

– Точно, – откликнулся молодой. На сей раз он говорил спокойно, по крайней мере сперва. – Я подплыл, уцепился и погреб назад. Ну что на крючке что-то есть, я еще раньше понял. Видно было, как леска провисает под чем-то…

– Вы хотите сказать, повели лодку назад, – сказал Стивенс.

– … под чем-то… Сэр?

– Повели назад лодку. Подплыли, уцепились за борт и повели назад.

– Да нет же, сэр! Я сел за весла. И погреб назад, на ту сторону. И ничего такого не подумал! Что я, рыб, что ли, не видел?…

– Чем? – спросил Стивенс. Молодой уставился на него. – Чем погреб?

– Веслом! Оно валялось на дне лодки, и я погреб назад, и все время было видно, как они выскакивают из воды. Они его не отпускали! Они прилипли к нему и не отпускали, даже когда мы тащили его на берег, все жрали и жрали! Рыбы! Были бы черепахи – понятно, но это были рыбы! Впились в него! Ну конечно, мы подумали, что там тоже рыбы. И действительно, рыбы там были! Никогда больше в рот рыбешки не возьму! Никогда!

Вроде бы времени прошло немного, а день куда-то ушел, и с ним отчасти ушла и жара. Вернувшись в машину, вставив ключ в замок зажигания и готовясь отъехать, Стивенс напоследок посмотрел на повозку. Что-то тут не так, думал он. Что-то не сходится. Что-то я упустил, не увидел. Либо что-то еще не произошло.

Повозка тоже тронулась с места, переползая через насыпь в сторону главной дороги; на козлах сидели двое, и еще двое ехали на оседланных мулах по обе стороны повозки. Стивенс повернул ключ зажигания, машина быстро набрала скорость и обогнала повозку, тоже ехавшую довольно быстро.

Проехав с милю по шоссе, Стивенс свернул на ухабистую дорогу, ведущую к холмам. Она поползла вверх, солнце теперь то исчезало, то вновь появлялось – во впадинах между поднимающимися с обеих сторон склонами уже наступил закат. В каком-то месте дорога раздваивалась. На развилке стояла церковь, свежевыкрашенная, без колокольни, а к ней прилепилось маленькое неогороженное кладбище с беспорядочно разбросанными надгробиями из дешевого мрамора, а то и могилами без всяких надгробий, отмеченными лишь врытыми в землю перевернутыми стеклянными банками, да глиняными горшками, да битым кирпичом.

Сомнений у него не возникло. Он подъехал к церкви, обогнул ее и поставил машину капотом к развилке и дороге, по которой только что приехал и которая дальше загибалась и исчезала из поля зрения. Из-за этой неровности он и услышал приближение повозки раньше, чем увидел ее, а вскоре услышал и шум автомобильного двигателя. Он доносился, быстро приближаясь, снизу и сзади, из-за холмов, и вскоре показался, уже сбрасывая скорость, грузовик с плоским днищем, застеленным брезентом.

Он показался из-за поворота и остановился на развилке; тут Стивенс снова услышал скрип колес повозки, а затем и увидел ее и двух верховых, выезжающих в уже сгустившихся сумерках из-за поворота, а из машины на дорогу вышел мужчина, и Стивенс узнал его: Тайлер Болленбо – фермер, женатый, семейный, прослывший человеком самонадеянным и неистовым в гневе, родившийся в здешних краях, но уехавший на Запад и возвратившийся, волоча за собой шлейф слухов о деньгах, заработанных карточной игрой, женившийся, купивший землю и в карты больше не игравший, зато по прошествии лет начавший закладывать собственные урожаи и торговать на полученные деньги будущими урожаями хлопка; сейчас, казавшийся в сумерках выше обычного, он стоял на дороге рядом с повозкой и, не повышая голоса и никак не жестикулируя, разговаривал с ее пассажирами. Рядом с ним стоял еще кто-то, в светлой рубахе, но его Стивенс не узнал и больше в ту сторону не смотрел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Йокнапатофская сага

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века