Однако в следующий миг я заметил, что на нижней скамье сидят два человека, силуэты которых едва маячили в свете единственной лампы. Это были консулы уходящего года — Марк Лициний Красс и Гней Помпей Великий, срок полномочий которых почти истек. Очевидно, они обсуждали какие-то документы, лежавшие между ними на скамье. Когда я подошел к ним ближе, один из них поднял на меня глаза:
— А, юный Деций. Присоединяйся к нам, — обратился ко мне Помпей.
Смерив меня холодным взором, Красс произнес:
— Итак, что же нам с тобой делать, Деций?
— Если у вас есть против меня обвинения, справедливей всего будет предать меня суду, чтобы он рассмотрел их.
— Ты несколько опоздал родиться, Деций, — сказал Помпей. — Суды хороши для гражданских дел, а ты впутался в дело государственной важности.
— Я убежден, что иностранная политика является частью деятельности Сената.
— Да, пока что является, — согласился Красс, — но Сенат все равно проголосует так, как мы ему скажем.
— В таком случае, — парировал я, — почему вы соблюдаете обстановку строжайшей секретности?
— Видишь ли, Деций, — словно не слыша моего вопроса, продолжал Красс, — с некоторых пор твоя жизнь повисла на ниточке. А потом ты постепенно истончил ее до единственной пряди. Теперь же, можно сказать, она держится на тоненьком волоске. Поэтому тебе следует вести себя очень осмотрительно, чтобы ненароком его не порвать.
Помпей сделал жест, призывая нас сохранять спокойствие.
— Деций, — начал он, стараясь говорить помягче, — скажи, что ты имеешь против нас? Если даже не брать во внимание смехотворность ситуации, когда ты с твоим не слишком высоким положением в обществе выступаешь с нападками на двух консулов сразу, я не могу себе представить, какими уликами ты можешь располагать. Будь так любезен, объясни нам.
— В моем районе было совершено три убийства. Я хотел, чтобы свершилось правосудие.
— И рассчитывал найти преступника, — добавил Красс. — Весьма похвально. Поздравляю тебя. Женщина по имени Хрисис призналась во всех содеянных ею преступлениях. Она рассказала, как их совершала и по чьему приказанию.
— Странно тогда, что Клавдия Пульхр до сих пор на свободе, — удивился я.
Гримаса изумления на лице Помпея выглядела столь театрально, что казалось, сошла прямо с актерской маски.
— Клавдия? А при чем здесь она? Ненависть к ее брату воистину ввела тебя в глубокое заблуждение. Хрисис поведала нам, что действовала по поручению армянского царевича Тиграна. Очевидно, в связи с какими-то его пиратскими делишками.
— Говорят, царевич сбежал из города, — добавил Красс.
— Я хочу допросить ее сам, — возмущенно проговорил я.
— В твоем положении вряд ли можно что-то требовать, — осадил меня Помпей. — Хотя все равно уже слишком поздно: девчонка мертва. Ее поместили в старую тюрьму, что возле Марсова поля, но она повесилась на собственных волосах.
— Понятно. Истинный образчик изобретательности до последней минуты своей жизни.
— Это уж точно, — согласился Помпей. — К сожалению. Правда, к тому времени она нам успела все рассказать. Сегодня утром мы отчитались перед Сенатом.
— Насколько я понимаю, допрашивали девчонку вы?
Оба консула кивнули.
— Скажите, присутствовал ли при этом претор?
— Безусловно, — подтвердил Помпей. — Все было сделано в соответствии с законом. Председательствовал Марк Глабрион.
Глабрион был одним из клиентов Помпея и его подчиненным по армейской службе.
— А кто был назначен судебным палачом?
— Марк Вольсиний, один из моих старых центурионов, — сказал Красс. — Очень компетентный человек.
— Еще бы. Ведь у него большой опыт, — согласился я. — Распять шесть тысяч рабов — нешуточное дело.
— Мы никогда не прибегаем к услугам дилетантов, — сказал Помпей. — Так или иначе, но дело закрыто. Преступница прибыла в Рим из Делоса и проживала в доме Парамеда из Антиохии. Чуть позже в Рим приехал Тигран и тоже поселился у греческого купца. Там наследник престола ее и подкупил, прельстив сначала своим титулом, а потом богатством. Очевидно, способности этой особы были хорошо известны пиратской братии. Поэтому Тигран пожелал иметь ее в своем распоряжении. Во всяком случае, когда он перебрался в дом Публия Клавдия, она переехала вместе с ним.
— А зачем ему понадобилось менять место пребывания? — не без подвоха спросил я, ибо знал, что они уже расставили все точки над «i».
— Деций, ты меня поражаешь! — возмущенно воскликнул Помпей. — Разве мог он совершить убийство человека, под крышей которого жил? Это было бы по меньшей мере безнравственно. Даже наследник армянского престола при всей своей распущенности питает некоторое почтение к законам гостеприимства!