Королевский гамбит

Я снова свернул свиток, не без удовлетворения отметив про себя, что у меня перестали дрожать руки. Постепенно все становилось на свои места. Парамед был убит, едва только Тигран перебрался в дом Публия Клавдия. Возможно, тем самым доверенным лицом, которому было поручено убийство, был Публий. Во всяком случае, он был участником тайного заговора, имел у себя в распоряжении банду головорезов и вообще питал пристрастие к подобного рода занятиям. Едва я закрыл крышку шкатулки, как меня вдруг осенила одна интересная мысль: не входит ли некий босоногий проворный мальчишка-удушитель, принесший столько горя в Риме, в окружение многоликого Тиграна?

Когда я уже стоял у двери, моя тетя сказала на прощание:

— Насколько оправдались твои ожидания, когда ты прочел документы, доверенные на хранение богине Весте?

— Возможно, ты помогла спасти Рим, — заверил ее я.

— Тогда моя душа может быть спокойна. — И когда я собирался уходить, добавила: — Послушай, скажи мне только одну вещь.

Я повернулся к ней.

— Да?

— Этот шарф. Это что, новая мода у мужчин?

— Да, это последний крик моды, — убежденно заявил я. — Шарф придает мужчинам воинственный вид. Повальное увлечение этим элементом одежды пришло к нам от прославленных полководцев и легионеров. Воины носят шарфы, чтобы доспехи не натирали им шеи.

— О, кто бы мог подумать!

Я вышел из Дома весталок и вновь окунулся в темную римскую ночь.

ГЛАВА 10

На следующий день, покончив со своими утренними обязанностями, я вознамерился нанести визит к какому-нибудь сведущему в вопросах закона публичному деятелю, чтобы получить у него профессиональный совет. Несомненно, Гортал был непревзойденным экспертом в юридических делах, но по известным причинам обратиться к нему я не мог, а вместо него отправился к Марку Тулию Цицерону, который наверняка не был замешан в тайном заговоре. Один из прорицателей, обнаружив неблагоприятные знаки прошлой ночью, отменил общественные дела на грядущий день, и данное обстоятельство было мне только на руку.

Я нашел Цицерона дома — единственное место, где римского публичного деятеля практически невозможно застать во второй половине утра. Жилище Цицерона было весьма скромным, хотя и не в такой степени, как мое, тем не менее отличалось своего рода экстравагантностью. Когда я вошел и объявил свое имя, привратник читал какой-то свиток. Все рабы Цицерона были мужского пола и выглядели как ученые мужи. Каждый из них был обучен чтению, и хозяин зачастую прибегал к их услугам, когда у него уставали глаза. Все комнаты были уставлены рядами полок, на которых громоздились многочисленные свитки. Для такого человека, как Цицерон, нетрудно было бы выбрать подарок ко дню Сатурна, ибо наибольшую слабость он питал к подлинникам рукописей, в крайнем случае, его могла порадовать хорошо сделанная копия. Если бы у вас в распоряжении имелся какой-нибудь знаменитый манускрипт и вы наняли одного из любимых Цицероном писцов, чтобы сделать копию ему в подарок, можете считать, что этот публичный деятель стал вашим другом на всю оставшуюся жизнь или, по крайней мере, до тех пор, пока вы не столкнетесь с ним на политическом поприще.

Привратник привел ко мне другого раба, которого звали Тироном. Он был знаменитым секретарем и доверенным лицом Цицерона, по возрасту немного превосходил меня и носил одежду вольного гражданина. Чтобы поспевать за диктовкой Цицерона, которая, как известно, отличалась цветистостью и многословием, он изобрел специальную систему сокращений, которой обучил других рабов. Со временем она распространилась среди прочих писцов и стала использоваться повсеместно. Подобно вольным гражданам, начиная с сапожника и кончая консулами, которые перенимали азы своего ремесла от учителей, Тирон никакого особого образования не получил и своим мастерством овладел самостоятельно.

— Извольте следовать за мной, господин, — сказал Тирон.

Он повел меня через атрий, пропитанный запахом папируса и пергамента, вверх по лестнице, которая заканчивалась крышей. Там в своем восхитительном маленьком солярии сидел с развернутым перед ним свитком Цицерон. День был ясный, хотя немного промозглый, и косые солнечные лучи, проникавшие через верхнюю решетку, заливали пространство помещения ярким светом. Вдоль нижней окантовки крыши стояли ящики с цветами, и некоторые из них уже зацвели, словно бросая вызов уходящей зиме. Цицерон сидел за египетским столиком, уставленным всякими принадлежностями, начиная со свитков и кончая чернильницами и вазой с тростниковыми ручками. Когда я вошел, он встал и, улыбнувшись, произнес:

— Деций, рад тебя видеть!

Потом протянул мне руку, и я ее пожал.

— Прошу тебя, садись.

Он жестом указал мне на стул. Мы оба сели, а Тирон занял стул позади Цицерона по правую руку от него.

— Весьма признателен тебе за то, что не отказался уделить мне немного времени, — в свою очередь заметил я. — О твоей неустанной деятельности уже начали складывать легенды.

Откинувшись назад, он негромко рассмеялся.