Должен признаться, что не только великодушие было причиной моего решения предоставить кров одному из вернувших из дальнего похода героев. Я рассчитывал кое-что узнать у Карбона. Прежде всего мы отправились к речному причалу, чтобы нанять грузчика, который перетащил бы вещи трибуна ко мне домой. Потом молодой человек достал свежую тунику, и мы с ним отправились в общественные бани, расположенные неподалеку от Форума, где он смог смыть с себя соль и пот нескольких недель путешествия.
Мне не хотелось обременять Карбона серьезными вопросами, пока он предавался расслабляющему действию бани. Поэтому во время мытья и массажа мне пришлось ограничиться обычными городскими сплетнями. Однако я не терял зря времени и, пользуясь случаем, внимательно изучал юношу.
Карбон принадлежал к одной из семей деревенских землевладельцев, которые к военным обязанностям относятся чрезвычайно серьезно. Его руки, ноги и лицо были покрыты плотным слоем загара от долгой службы в Азии, а широкая полоса бледной кожи на лбу и пятнышко лысины на макушке свидетельствовали о постоянном ношении шлема. Тяготы обращения с оружием оставили на нем множество отпечатков. Мне было приятно смотреть на него, ибо он вселял в меня надежду, что в римской армии еще остались подобные ему воины.
После бань мы изрядно проголодались, но дома у меня остались лишь жалкие объедки, а рынки к этому времени уже закрылись. Поэтому я предложил посетить одну замечательную таверну. Хозяином этого маленького заведения был Капитон, один из отцовских клиентов. Таверна располагалась на одной из боковых улочек неподалеку от Марсова поля. В ее тенистом внутреннем дворике, увитом виноградной лозой, летом царила приятная прохлада. Зимой-то, конечно, от этого было мало проку, но день выдался такой погожий и теплый, что мы предпочли устроиться за одним из столиков на открытом воздухе. По моей просьбе Капитон принес нам два больших блюда: одно — с хлебом, сыром, сушеными фигами и финиками, а другое — с поджаренными тонкими колбасами. Хозяин таверны вместе с его женой и слугами всячески старались угодить Карбону, герою дня. Когда нас с ним оставили вдвоем, мы с большим аппетитом принялись уплетать незамысловатую еду, орошая ее великолепным албанским вином из кувшина. Когда голодная смерть нам больше не грозила, я счел, что настало подходящее время расспросить моего гостя кое о чем.
— Твой военачальник превосходно провел восточную кампанию, — начал я. — Как думаешь, сможет ли он добиться такого же успеха в следующем походе?
Он ответил не сразу. Я уже успел заметить за ним эту особенность. Обсуждая серьезные темы, он никогда не говорил быстро и всегда тщательно подбирал слова.
— Луций Лукулл — лучший полководец, которому я когда-либо служил, — наконец произнес он. — И безусловно, лучший командир, какого я когда-либо знал. Тем не менее он не пользуется популярностью среди солдат.
— Да, мне об этом уже приходилось слышать. Любопытно почему? У него что, тяжелый характер?
— Он человек прямой. Но далеко не глуп, как ты понимаешь. Два поколения назад его жесткую дисциплину по достоинству оценил бы каждый. Но за последнее время легионеры изрядно распустились. Конечно, они сражаются так же отважно и искусно, как прежде. И остались достаточно выносливыми, чтобы совершить тяжелый поход. Но Марий, Сулла, Помпей и прочие полководцы их испортили. Не то чтобы они утратили уважение к командирам, нет. Я имею в виду то, что военачальники в своем большинстве теперь идут на откровенный подкуп солдат. То есть отдают им на разграбление захваченные города. И после каждой военной кампании позволяют жить им легкой и беспечной жизнью.
Обмакнув корочку хлеба в горшок с медом, он стал медленно жевать, продолжая свои рассуждения:
— Нет, я не вижу ничего плохого в том, чтобы позволить солдатам немного поживиться. Например, когда речь идет о вражеском лагере или городе, которые упорно сопротивлялись, несмотря на выгодные условия сдачи. Или, скажем, когда предлагаются деньги за выкуп военнопленных. Все это, на мой взгляд, в порядке вещей и не отражается на дисциплине. Однако военачальники, о которых я упоминал, грабят целые провинции и самым бессовестным образом вымогают деньги и товары на протяжении всей оккупации. Это уже никуда не годится. Это плохо как для дисциплины, так и для общественного порядка. За это Рим сыскал себе повсюду дурную славу. Нас теперь везде ненавидят, где бы ни разместили наши легионы.
— Но ведь Лукулл, насколько я знаю, не позволяет своим воинам подобных вольностей, не так ли? — осведомился я, наполняя наши кубки.
— Совершенно верно. Он строго наказывает за взятки и всякого рода вымогательство. А за убийство отсекает голову. И никаких исключений.
— Поэтому солдаты ропщут на него?