Королевский фаворит

— Встаньте, — с гневом сказала она, — и ни слова больше, сеньор! А! Так вот как низко я пала, что из меня хотят сделать пассивное орудие в руках политического торга… Сеньор! Сеньор! Во Франции, на моей родине, оскорбление слабой женщины считается позором для дворянина. Заботясь о славе дома Сузы, вы опозорили его, вы воспользовались моим безумием и тем, что однажды мой язык произнес слова… От которых я отказываюсь, слышите ли вы? Вы считаете себя вправе располагать мною! Разве я ваша раба? Или вы сделались моим повелителем благодаря тому, что оказывали мне покровительство, которого я не просила. Еще раз повторяю: позор вам и вашему дому, где подлость, кажется, наследственна!.. Я вам запрещаю, показываться мне на глаза!

Она встала и хотела уйти, но силы ее оставили, и она почти без чувств снова опустилась в кресло, волнение разбило ее.

Васконселлос был еще бледнее ее, он стоял молча, опустив голову на грудь. Невыразимые мучения терзали его сердце.

Эта женщина была так прекрасна в своем гневе, и ее горе выражало столько любви. Каждое новое оскорбление было только новым признанием, а он должен был бросить ее в объятия другого, наперекор ей и самому себе! И он не мог жалеть ни ее, ни себя! Его долг повелевал ему принести в жертву себя и ее.

Но он был человек, его воля была поколеблена. Он опустился на колени перед Изабеллой и с отчаянием глядел на нее.

Она не шевелилась, глаза ее были закрыты.

— Боже мой! Боже мой! — прошептал Васконселлос, прижимая руки к сильно бьющемуся сердцу. — Она любит меня почти так же, как я ее люблю!

Эти слова, казалось, оживили Изабеллу, которая медленно выпрямилась и положила руки на плечи Васконселлоса; ее большие, синие глаза плакали и смеялись в одно и то же время.

— О, если бы я могла так умереть! — прошептала она, опуская голову на грудь Васконселлоса. — Я все слышала, — прошептала она, как бы говоря сама с собою, — вы сказали мне, что любите меня… Это правда… Я это знаю… Но вы хотите убить меня долгой и жестокой пыткой. Почему? Я еще так молода и уже так много страдала.

Она вдруг поднялась и провела рукою по лбу. Потом с удивлением посмотрела на Васконселлоса и испуганно оттолкнула его.

— Что вы здесь делаете, сеньор? — сказала она.

И когда он хотел отвечать, она прибавила:

— Да, я припоминаю! Мы очень несчастливы.

Две слезы потекли из глаз дона Симона и упали на руку Изабеллы.

— Не плачь! — прошептала она с отчаянием. — Ты любишь меня! Значит, я твоя… Симон, скажи мне: я хочу… И я буду повиноваться.

Тогда произошла тяжелая сцена, которую мы отказываемся описать. Королева, поддерживаемая своим возбужденным состоянием, ждала своего приговора. Васконселлос собирался с силами и старался не слушать криков своего измученного сердца.

Долго он боролся напрасно. Язык его отказывался разбить одним словом целый мир счастья, представлявшегося его измученному воображению. Наконец лицо его вдруг покрылось краской, и он сказал с усилием:

— Вы будете дважды королевою: я хочу этого!

Изабелла выпустила его руку, которую держала в своих.

— Сеньор, — сказала она, — ваше приказание будет исполнено.

В полночь капелла монастыря бенедиктинцев в Лиссабоне была ярко освещена. Готовились к венчанию.

Рюи Суза де Маседо сам ожидал жениха и невесту.

Вскоре две кареты без гербов остановились у дверей монастыря. Из первой вышла королева в сопровождении своих двух фрейлин, из второй вышел инфант, он был один.

На пороге капеллы к инфанту подошла, чтобы быть его свидетелем, таинственная личность, известная под именем монаха.

Инфант с трудом скрывал свою радость и едва мог верить в такое счастье. Васконселлос, которого он считал своим соперником, вложил руку Изабеллы в его руку. Он должен был сделаться мужем женщины, которую обожал, не осмеливаясь никогда открыть ей свою любовь!

Обряд венчания совершился быстро и без всякого великолепия. На нем присутствовали только две девицы де Соль и монах. Изабелла представила Рюи Сузе расторжение ее брака кардиналом Вандомом, и сейчас же было приступлено к венчанию.

Королева не раз искала глазами Васконселлоса, надеясь в его взгляде почерпнуть мужество, но церковь была пуста.

— Изабелла Немур-Савойская, — спросил аббат, — согласны ли вы взять себе в мужья принца дон Педро Браганского, инфанта Португалии?

Ответ прозвучал не сразу. Изабелла чувствовала, что мужество оставляет ее.

Но в эту минуту она услышала голос Васконселлоса, шептавшего ей на ухо:

«Я хочу этого!»

— Да, — сказала она слабым голосом и поспешно обернулась, чтобы видеть Симона, но сзади нее стоял только на коленях монах.

Услышав «да», произнесенное Изабеллой, инфант вздрогнул от гордости и счастья. Изабелла принадлежала ему. Когда они сели обратно в карету, он не заметил смертельной бледности, покрывавшей лицо его молодой супруги, счастье эгоистично и думает только о самом себе.

Монах проводил их до порога монастыря.

— Будьте счастливы! — сказал он глухим голосом.

Затем он вернулся в свою келью.

Ночь уже давно наступила, а день монаха еще не закончился.

Он долго еще ходил по келье, размышляя о чем-то.