— Ваша светлость, — заговорил князь Бридент Ландветтельский, — боюсь ошибиться, но возможно надпись оставили случайные прохожие. Наши студенты, воспитанные в духе безграничной верности университету и империи, вряд ли решатся на такой проступок.
Я бросил на него внимательный, почти обвиняющий взгляд. Князь пошел бурыми пятнами. Княжество Ландветтельское, огражденное от основной части империи непроходимой горной полосой, было фактически независимо. То есть у него не было даже той слабой привязки, как у других феодальных владений, признающих хотя бы внешне свое вхождение в Морею. Но князь, человек умный, понимал, что разрыв с империей ему не выгоден и с политической, и с экономической, и с магической сторон и поэтому специально поступил на королевский факультет на правах личного гостя императора. Такой статус позволял ему вести себя более независимо по отношению к имперской администрации, то есть, например, ко мне. Однако, никакое дипломатическое прикрытие и высокое покровительство не спасало дворянина от вызова на дуэль. Если бы я, придравшись к какой-нибудь мелочи, потребовал от него явиться на поединок, князь вынужден либо явиться (на родовом кладбище появился бы красивый скромный могильный памятник князя Бридента), либо просить императора запретить поединок, тем самым опозорив себя и свой род на несколько поколений вперед. Вот поэтому, являясь почетным гостем императора, князь не бросал на меня заносчивые взгляды. Во-первых, он был человеком достаточно скромным, во-вторых, еще хотел жить. Я ему симпатизировал, но не хотел этого показывать. Наброситься еще на князя какая-нибудь сволочь. На меня кинуться побоится, а вот мальчику может перепасть. Не убьют, так опозорят.
Никак не прокомментировав его слова, я поинтересовался, наличествуют ли у студентов письменные приспособления. Оказалось, наличествуют. Пригласил в ближайшую аудиторию и потребовал записать под диктовку:
— Если я (имярек) еще раз напишу на стене выражение «декан — дурак», то, в соответствии с Лозаннской конвенцией, буду десять раз вызван на дуэль дураком деканом и каждый раз буду болезненно ранен. Излечение за свой счет.
Подпись, дата написания.
Подождав, пока напишут, потребовал сдать. Поглядел на монархов, увидел — впечатлились. Конечно, Лозаннская конвенция касалась на матушке Земле режима работы проливов, соединявших Черное и Средиземное моря, но мои оболтусы студенты об этом не знали. Более того, я уверен, что подавляющая часть земных студентов также не предполагает о существования такой конвенции.
Осталось сличить почерки. Монархи, поняв смысл моих манипуляций, замерли. Сличив запахи магии и характерные особенности почерка, я бросил победоносный взгляд на герцогиню Вольстанг — подружку/соперницу королевы Таринской. У женского пола такое бывает.
Герцогиня, как и многие белокурые особы, с достаточно бледной кожей, еще более побледнела. Я усмехнулся, потянув время и давая жертве ощутить весь трагизм своего положения. Будучи дамой, она, разумеется, могла потребовать к себе снисхождения. Но, во-первых, это она была инициатором столкновения, во-вторых, являлась монархом и привыкла быть впереди войска, не обращая внимания на пол, в-третьих, я уже объявил о своем желании драться со всеми вне зависимости от возраста и пола. И ее желание свести конфликт к мирному завершению могло вызвать мои насмешки и презрение окружающих. В общем, герцогиня сжала зубы и покорно ждала своей судьбы — будет ли она помилована и к вечеру останется еще живой или вызвана на дуэль, а в ее герцогстве объявят всеобщий траур по причине скоропостижной смерти благородного правителя.
— Проверив ваши почерки, — я выразительно посмотрел на герцогиню, — я пришел к мнению, что князь Ландветтельский прав — писал чужой. При случае, я попрошу сотрудников службы контроля и благочестия разобраться.
Герцогиня Вольстанг густо покраснела, будучи внезапно амнистированной от неминуемой смерти. А я сообщил, что в связи с необходимостью явиться к ее императорскому величеству вынужден покинуть достопочтенных студентов. Тексты их записок забрал с собой, многозначительно пробормотав, что они еще могут пригодиться.
Глава 10
Раз в сто лет и женщины бывают правы
К одиннадцати я явился в ректорат. Мажордом, похоже постоянно находящийся у парадного входа, проводил меня к малому залу, открыл дверь, громогласно назвав меня, закрыл дверь после моего вхождения и незаметно испарился.
Ангела пошла навстречу мне, сияя улыбкой.
— Вот, господа, прошу любить и жаловать, новый кандидат в деканы королевского факультета, герцог Кирилл, так ярко проявивший себя всего лишь за несколько дней. И двух недель не прошло, а уже все почувствовали его присутствие.
Я поклонился и попытался отказаться от такой похвалы, заметив, что ничего особенно не сделал.
Присутствующие заулыбались. Ангела ехидно заметила, что конечно, мир пока еще не перевернул и перешла к текущим заботам.