Королевские бастарды

Однако сердце юноши сжималось в предчувствии чего-то ужасного.

Он не мог не догадываться о той тайной, глухой борьбе, в которую были вовлечены его близкие; он знал о ней и был, как мы помним, глубоко возмущен тем, что его брат не раз рисковал жизнью, отводя опасность от него, Альберта.

В общем, достаточно было двух-трех слов, чтобы ему все стало ясно.

Именно поэтому Анжела заранее испытывала муки ада.

Как раз в тот миг, когда мать и сын вошли в будуар, доктор сказал:

– Пульс еще есть, есть дыхание, но нет никакой надежды.

– Кто убит? – вскричал Альберт. – Мой брат? Мой брат погиб вместо меня?

Ответом ему было молчание.

Юноша почувствовал, что мать уже не поддерживает его; она сама едва стояла на ногах.

Свет лампы, с которой доктор снял абажур, упал на лицо Клотильды.

Альберт не узнал ее сразу, короткие волосы сделали ее лицо совсем детским, к тому же она была в мужском костюме.

Бледная, как мраморное изваяние, она была необыкновенно хороша.

Дерзкая улыбка, еще слегка кривившая ей губы, вызывала восхищение и острую жалость.

Альберт наклонился над девушкой, глаза его расширились, рот приоткрылся.

– Кажется, я схожу с ума, – простонал он. Потом он выдохнул имя Клотильды и забился в конвульсиях. Старый Тарденуа едва удерживал его.

– Абель! – закричала госпожа де Клар. – На помощь!

И поскольку доктор по-прежнему следил за пульсом несчастной девушки, добавила:

– Абель! Твой сын умирает!

– Она сейчас заговорит, – прошептал доктор, сосредоточенно наблюдая, как Клотильда приходит в себя.

Потом Ленуар поднялся, шагнул к Тарденуа и принял из его рук своего сына.

Герцогиня, едва живая, рухнула в кресло.

– Это она убила ее, да? – спросил Альберт, указывая на мать. – Так будь она проклята!

Доктор поцеловал юношу в лоб.

– Да простит тебе Бог эти слова и твою жестокость, – сказал Абель Ленуар. – Ты уходишь совсем юным, но ты уже очень много страдал. Не обвиняй свою мать, она виновата только в том, что слишком любила тебя.

В воцарившейся тишине раздался вдруг слабый голос.

– Не проклинайте свою мать, Альберт, она хотела пожертвовать ради вас жизнью, – произнес этот прерывающийся голосок.

Он принадлежал умирающей Клотильде.

Девушка открыла глаза и тут же опять опустила веки, потому что первой увидела плачущую Лиретту. И, словно желая извиниться за невольную бестактность, Клотильда прошептала:

– Милая девочка, вы стали теперь богатой и знатной. Я вернула вам ваше наследство – и счастлива, что мне удалось это сделать.

– Дорогая, любимая Клотильда, – прорыдала Лиретта, – только не умирайте! Мы будем обожать вас, мы будем преклоняться перед вами!

– Милый Клеман, – прервала ее Клотильда, беря за руку Жоржа, – я и тебе принесла твой титул и твое богатство. И была жестока с твоей матерью, но уже попросила у нее прощения… Почему ты плачешь? Бог милосерден. Что бы я делала здесь, на земле, раз вы любите друг друга?

И лицо Клотильды озарилось детской, ангельской улыбкой.

Чуть приподняв голову, красавица соединила руки Жоржа и Лиретты у себя на сердце и выдохнула:

– Будьте счастливы!

В следующий миг голова Клотильды медленно опустилась на пол.

Смерть простерла над девушкой свои милосердные крылья.

– Прощай, матушка, – произнес Альберт, – я ухожу вслед за любимой.

Анжела испустила душераздирающий вопль и упала на мертвое тело своего обожаемого сына. Возле нее встал на колени доктор Абель.

– Дети мои, – сказал он Жоржу и Лиретте, – эта женщина обречена. Несчастная, она обречена жить…