— Когда в моей жизни происходит что-то хорошее, мне хочется рассказать маме, чтобы она порадовалась вместе со мной. А если что-то плохое — спросить у нее совета.
Мария кивнула.
— Я без конца писала своей матери длинные письма, хотя и знала, что ни одно из них она не получит. Мое окружение не пропускало писем от меня. А ведь в этих письмах не было ничего предосудительного. Никаких тайн. Я всего лишь писала, как нуждаюсь в ней и тоскую, что она далеко от меня. Более того, мне запрещали писать. Представляешь? Я не имела права написать собственной матери о своей любви и тоске по ней! Мне не разрешали проститься с ней, когда она умирала. Они боялись ее даже мертвой. Я не смогла коснуться ее остывшей руки и закрыть ей глаза.
Королева провела рукой по лицу, удерживая слезы давней обиды, не угасшей в ней и до сих пор.
— Но знаешь, Ханна, твоя скорбь по матери — еще не причина, чтобы отказываться от красивых платьев, — уже более веселым тоном сказала Мария. — Жизнь продолжается. Твоя мать наверняка была бы против этого. Она мечтала, как ты вырастешь и превратишься в красивую юную женщину. Думаю, твоей матери вряд ли понравилось бы, что ее дочь постоянно ходит в мальчишеских одеждах.
— Я не хочу быть женщиной, — призналась я. — Отец договорился о моем будущем браке, но я не чувствую себя готовой к замужеству. Я не готова быть женщиной и женой.
— Ты не можешь, подобно мне, остаться девственницей, — усмехнулась королева. — Такой удел выбирают немногие женщины.
— Ваше величество, я не собираюсь всю жизнь прожить одна, но дело в том… — Я помешкала, но затем все-таки призналась: — Дело в том, что я не знаю, как быть женщиной. Я смотрю на вас, на женщин при дворе…
Я не стала терзать сердце королевы и не призналась, что более всего смотрела на принцессу Елизавету, которая казалась мне вершиной женского изящества и достоинства.
— Я смотрю на всех женщин. Наверное, со временем я научусь. Но не сейчас.
— Я тебя очень хорошо понимаю, — сказала королева. — Я тоже не знаю, каково быть королевой, не имея рядом мужа. Я вообще не слышала о королевах, которые правили бы без помощи мужчин. И в то же время я очень боюсь замужества…
Она умолкла. Я терпеливо ждала. Мне были очень интересны ее рассуждения.
— Сомневаюсь, чтобы какой-либо мужчина сумел понять ужас, испытываемый женщиной при мысли о замужестве. Особенно если это женщина моего возраста, который отнюдь не назовешь молодым. И если эта женщина не склонна к плотским радостям и не очень-то привлекает к себе взоры мужчин.
Она взмахнула рукой, заранее отсекая мои возражения.
— Ханна, я знаю свои особенности, а потому не надо мне льстить… Но что еще хуже, я из тех женщин, кому трудно доверять мужчинам. Мне ненавистно заседать в государственном совете рядом с мужчинами, имеющими большую власть и влияние. Когда они начинают спорить, у меня колотится сердце. Я стараюсь молчать, поскольку боюсь, что у меня будет дрожать голос.
— У вас? Я помню, во Фрамлингхэме…
— Не дай Бог, чтобы каждый мой день был как во Фрамлингхэме! Вот и получается: с одной стороны, я побаиваюсь властных мужчин. С другой — терпеть не могу мужчин слабых. Лорд-канцлер прочит мне в мужья Эдуарда Куртнэ — моего дальнего родственника. При одной только мысли о нем меня разбирает смех. Глупый, напыщенный щенок — вот он кто. Я бы ни за что не унизилась до того, чтобы оказаться с ним в одной постели и уступить его мужским притязаниям.
— Ваше величество, наверное, есть и другие мужчины, — робко вставила я.
— Есть. Но если выйти за мужчину, привыкшего повелевать… это так ужасно. Отдать сердце тому, кого совершенно не знаешь! Представляешь, сколь ужасно давать клятву повиновения мужчине, который может заставить тебя делать что угодно! А ты обещаешь любить его до самой смерти… По правде говоря, сами мужчины не очень-то придерживаются этих обещаний. И каково добропорядочным женам?
— Вы думали, что до конца своих дней останетесь девственницей? — спросила я.
Мария кивнула.
— В детстве мой отец устраивал мне одну помолвку за другой. Но когда он отверг меня и назвал незаконнорожденной, я поняла: больше предложений о замужестве не будет. Мне не оставалось ничего иного, как выбросить из головы все подобные мысли, а заодно и все мысли о будущих детях.
— Ваш отец вас отверг?
— Да. Меня заставили поклясться на Библии и признать, что я — его побочная дочь.
Ее голос дрогнул, и она шумно вздохнула.
— После этого ни один европейский принц не захотел бы на мне жениться. Скажу тебе честно: я сама испытывала такой стыд, что и не мечтала о муже. Я не знала, как посмотрю достойному человеку в глаза. А когда отец умер и королем стал мой брат, я подумала, что смогу стать кем-то вроде… советницы при нем. В отличие от советников, окружавших его, у меня не было никакой корысти. Я думала, что буду помогать ему, где-то подсказывать, а когда у него появятся дети, стану о них заботиться… Но сама видишь, все изменилось. Теперь я королева, однако мне по-прежнему трудно самой делать выбор и принимать решения… Мне предлагают и другого жениха — Филиппа Испанского.