Королева в услужении

— В городке чума, — сообщила Кейт восхитительным июньским утром. — Мартин, который сделал мне дротики, и тот толстый малый, которому я только на прошлой неделе сшила новую кожаную куртку, — оба умерли. И еще семеро заболели. Они сперва предположили, что Мартин съел что-то плохое, а тот, другой, порезал палец и получил заражение крови, но теперь они знают наверняка, — Кейт рассказывала совершенно безучастно. — Меня все это не касается. Я перенесла чуму еще маленькой девочкой. Мои отец и мать, шестеро братьев и сестер — все умерли. Приходской священник тоже умер, и некому было их похоронить: хорошо помню. А я уцелела. Но если вы хоть раз болели, то уже нечего бояться. В безопасности на всю жизнь. Очень удобно.

«Кейт совершенно огрубела, стала черствой и бессердечной», — подумала Альенора.

Но пока она так размышляла, старуха сунула руку в карман и вынула какой-то небольшой круглый предмет, похожий на миниатюрного ежика.

— Я изготовила для вас ароматический шарик, предохраняющий от заразы, — сказала она, протягивая его на ладони. — Апельсин был уже старый и немного сморщенный, и я досушила его на огне за одну ночь. Думаю, откладывать нельзя, вам нужно иметь его как можно скорее. Было не так-то легко раздобыть у повара гвоздику, можете мне поверить, она стоит четыре пенса за штуку — так они говорят.

Альенора взяла апельсин, высушенный почти до каменной твердости и весь утыканный сухими цветками гвоздики. Ее слова благодарности заглушило громкое хихиканье Кейт.

— Смех, да и только, — проговорила она. — Я как раз подумала… молодой девушке полезно быть хорошенькой, мужчины ей ни в чем не откажут. Старухе же выгодно выглядеть по-настоящему безобразной, тогда ей не отказывают, потому что принимают за ведьму и боятся, что она напустит порчу. Если смотреть в целом, то мне кажется, моя безобразная внешность помогла мне больше, чем миловидная в пору моей молодости. Я только зло взглянула на повара, и он тотчас же всучил мне гвоздику. Теперь вы будете в полном порядке, не заболеете.

— Очень любезно с твоей стороны, Кейт, и очень предусмотрительно. Я не забуду этого и всего, что ты для меня сделала, я…

Но запасы учтивости у Кейт были уже исчерпаны; для восстановления равновесия требовалась небольшая грубость.

— Обо мне и не вспомните, — заметила она угрюмо. — Знаю женщин. Если эта дверь сию минуту распахнется, вы сшибете меня с ног — лишь бы побыстрее удрать. Кроме того, я сделала этот шарик вовсе не из доброты, а чтобы избавить себя от лишних хлопот и не ухаживать за вами на смертном одре.

Эта длинная речь вернула Кейт привычное чувство собственного достоинства, и она уже нормальным голосом произнесла:

— А как насчет игры с дротиками?

Прошло два дня, и смерть вновь посетила замок. Повару, который скрипя сердце выдал гвоздику, внезапно сделалось плохо.

— Повернулся от стола, где готовил пирог с начинкой из крыжовника — первый в этом году, — рассказывала Кейт, — закружился, упал возле стены и скончался.

Потом некоторое время никто больше не умирал. Не было и паники. Все давно привыкли к тому, что летом почти всегда чумой заболевали два-три человека. Дожившие до двадцатилетнего возраста, как правило, уже пережили несколько вспышек чумы и обрели в какой-то степени иммунитет. По-настоящему скверные времена наступали после длительной — в несколько лет — полосы затишья или когда болезнь внезапно меняла свою природу, пробивая барьеры сопротивляемости.

Через десять дней после того, как Кейт передала ей ароматизированный шарик, Альенора внезапно проснулась среди ночи, чувствуя, что вся горит в огне. Она попыталась сбросить одеяла и обнаружила, что суставы будто одеревенели и болели. Боль пронизывала все тело от головы до ног. Она быстро остыла, и ее начало так знобить, что застучали зубы и ходуном заходила кровать. Альенора протянула руку за одеялами и вновь почувствовала нестерпимую боль. Голову страшно ломило, стучало в висках. Казалось, железное ядро вознамерилось проломить череп.

«У меня чума, — подумала она, покрываясь холодным потом. — Я умру. Незачем было напрягаться… пытаться сберечь себя для будущего… никакого будущего нет. Я, Альенора, милостью Божией герцогиня Аквитанская и графиня де Пуатье… но я не подпишу, ничто не заставит меня подписать, хотя коварный негодяй отлично понимал, какое это искушение, когда сказал: «Ключ в ваших руках…» Не подпишу… и скоро умру, здесь, в темнице, от чумы. Я умру, и они закопают меня, и никто никогда не узнает, почему я оказалась в заточении, и никто не захочет узнать! Даже Ричарду неизвестно, к чему Генрих стремился принудить меня в Виндзоре; не успела рассказать ему и не решалась написать об этом в письме. Не хотела, чтобы Ричард мучился от сознания, что меня посадили под замок из-за него. Потому что я отказалась отнять у него титул и передать его Иоанну.