Королева в услужении

Сопровождаемый перепуганными монахами и священнослужителями — ибо слух о грозящей опасности распространился мгновенно, — Бекет прошел в собор, где свечи образовали небольшой светлый остров среди безбрежного моря мрака. Пройдя на клирос, он запретил запирать за ним, калитку.

— Церковь не подобает превращать в крепость, — заявил он, возможно полагая, что святость этого места не посмеют нарушить даже наемные убийцы.

И четверо молодых рыцарей убили его именно здесь, и Бекет умер в горьком сознании, что умертвить его приказал сам король — бывший друг, превратившийся во врага, — потому что, когда мечи пронзили его тело, он ясно увидел при свете свечей эмблемы, о которых с такой горечью недавно говорил Генрих…

В начале 1177 года Альенора вернулась в Англию после удачной поездки в Европу. Она повидалась с любимым сыном Ричардом, принявшим титулы герцога Аквитанского и графа де Пуату. Когда она уезжала, он деятельно пробовал свои силы в государственных делах. Альенора нередко думала: вот молодой человек, которым гордились бы ее отец, дедушка и все прекрасные, смелые и благородные предки. Ричард — по общему признанию, один из лучших воинов своего времени — не только мастерски владел боевым топором или копьем, но был также прекрасным поэтом и музыкантом. Из всех ее детей в нем наиболее ярко проявились лучшие черты характера аквитанцев; сеньоры и рыцари Аквитании приняли его с большим энтузиазмом, которого они никогда не проявляли к обоим мужьям своей герцогини. «Ричард в Аквитании в безопасности, и Аквитания с Ричардом в надежных руках», — подумала Альенора.

Двигаясь на север, она на некоторое время задержалась в Ле-Мане, где ее старший сын Генрих — не такой любимый, как Ричард, но все же бесконечно дорогой — пытался набить руку в самостоятельном правлении. И тут бросалась в глаза большая разница между обоими сыновьями, которую Альенора, несмотря на привязанность и материнские чувства, не могла не заметить. Старший по годам, Генрих по уровню своего духовного развития отставал от Ричарда. Ему нравилось играть в короля. Вокруг себя он собрал группу веселой молодежи, и главной отличительной чертой этой пародии на королевский двор было легкомыслие. Генрих-младший не имел ни малейшего представления о том, сколько при необходимости Нормандия и Анжу смогут выставить вооруженных людей — отдельно лучников — и сколько лошадей. Ричард, с другой стороны, знал возможности своих владений наизусть, вплоть до деревенского кузнеца. В последние месяцы у Альеноры порой мелькала мысль, что старшим и наследником английского престола следовало быть Ричарду, но она старалась сразу же отбрасывать ее, считая проявлением фаворитизма. Женщины часто отдают предпочтение ребенку, в котором видят воплощение своей мечты — мечты о том, какими им самим хотелось бы быть. У Генриха добрая душа, утешала Альенора себя, со временем он угомонится; просто некоторые люди взрослеют быстрее других. В этом нет ничего необычного.

Однако Альенора намеревалась по приезде в Англию поговорить о младшем Генрихе и Ричарде с Генрихом-старшим. Он относился к ним несколько странно — любил, но вместе с тем был суров и недоверчив. Наделив их еще в юном возрасте официальными титулами, Генрих II ожидал, что они на публике будут вести себя как взрослые мужчины, однако сам обращался с ними, как со школьниками, а когда они куда-нибудь уезжали, поручал специально подобранным людям, фигурировавшим в качестве охранников и попечителей, следить за ними и докладывать ему обо всем.

По пути до Лондона Альенора думала о том, что она скажет мужу. Постоянные наблюдения и контроль сделали Генриха-младшего — еще мальчика — безответственным и скрытным, а Ричарда — уже вполне зрелого мужчину — непокорным и раздражительным. Обоим следовало предоставить больше свободы, хотя бы на какой-то испытательный срок, и если Генрих-младший и дальше станет вести себя так же безрассудно, его необходимо приструнить, но как мужчину, а не как ребенка. «Свобода пойдет Ричарду только на пользу», — рассуждала Альенора и тут же с улыбкой одергивала себя, вспоминая о фаворитизме.

Когда она вернулась домой, Генриха в Лондоне не оказалось. Он отправился в Вудсток, но, конечно, никто не мог поручиться, что он все еще был там. За семь лет после смерти Бекета король стал еще непоседливее и постоянно разъезжал по своим владениям, будто стараясь таким путем сбросить лишний вес, накопившийся с годами, или желая — так шептали набожные люди убежать от угрызений совести. В этот момент он вполне мог ехать обратно в Лондон.