— Мне было достаточно взглянуть на карту, прежде чем герцог вообще начал говорить, — заявила Альенора в сердцах. — И я скажу вам, Луи, если вы бросите Эдессу на произвол судьбы и все-таки двинетесь в Иерусалим, то я с вами не пойду.
— Сударыня, вы отправитесь в Иерусалим, даже если бы мне пришлось тащить вас силой. Вы — моя жена!
— Попробуйте принудить меня, и я перестану быть вашей женой, Людовик Капетинг. Я разведусь с вами.
В пылу полемики вырвались страшные, незабываемые слова, за которыми последовало мучительное молчание. Затем ледяным тоном король спросил:
— И каким же образом вы думаете это осуществить?
— Придется обратить внимание папы римского на одну маленькую, но важную деталь, которой все молча согласились не придавать значения, — на тот факт, что мы четвероюродные брат и сестра и, следовательно, подпадаем под правило, запрещающее браки между родственниками. Не так давно вы сами запретили два брака между еще более отдаленными родственниками, чем мы. В тех случаях вам было выгодно вспомнить о предписаниях церкви, как было выгодно забыть о них, когда вы пожелали жениться на мне, на мне и моем герцогстве!
Одо, который до тех пор с видимым удовольствием следил за разговором, подтверждавшим многое из того, что он ранее говорил о королеве, теперь почувствовал, что дело зашло слишком далеко.
— Королева сама не своя, — заметил он. — Это от внезапно наступившей жаркой погоды. Она ездила верхом по солнцепеку. Я позову ее придворных дам.
Когда Альенора, все еще взбешенная, удалилась в свои покои, Одо сказал:
— Не принимайте близко к сердцу, ваше величество: болтовня капризного ребенка, и больше ничего. Герцог, вероятно, пообещал ей показать что-то особенно приятное в Эдессе, а потому ей непременно захотелось туда. — Глаза монаха хитро прищурились. — Тем не менее предположение, что она страдает от перегрева, внушили нам сами Небеса. Оно при необходимости может служить нам оправданием, если потребуется нести ее в закрытом паланкине.
— Молю Бога, чтобы до этого не дошло, — проговорил Людовик VII, уже пожалевший о своей угрозе.
Не прошло и недели, как король понял, что его вновь ожидает разочарование. Раймонд наотрез отказался отступить от тщательно разработанного плана нападения на Эдессу, и Альенора упорно держалась своего решения — идти вместе с ним. Спор, разгоревшийся среди высших военачальников крестового похода, быстро распространился; солдаты Антиохии и Франции уже открыто ссорились на улицах, а проходившие мимо аквитанцы присоединялись то к одной, то к другой стороне, в зависимости отличных симпатий. В конце концов Раймонд понял, что переубеждать Людовика VII совершенно бесполезно, и в ярости он не скупился на оскорбительные слова, которые произносил так же безудержно, как и прежде оказывал гостеприимство.
— Если вы собрались в Иерусалим, — кричал он, — то, пожалуйста, уходите! Вы пришли сюда со своей голодной ордой, чтобы помочь защищать этот город от неверных. Как союзников я кормил вас и предоставил вам жилье, но я не могу себе позволить содержать кучу бездельников, намеревающихся совершить приятную прогулку в Иерусалим!
— Мы уйдем сегодня, — ответил король, а когда Раймонд, резко повернувшись на каблуках, вышел, послал пажа к королеве с просьбой явиться в комнату для совещаний. Он хотел еще раз попытаться уговорить ее. Однако Альенора, убежденная в собственной правоте, не уступила.
Этим вечером, когда с минарета мечети, наводившей такой ужас на Людовика VII, прозвучал призыв муллы на молитву, спешно собранное войско крестоносцев начало вытягиваться через южные городские ворота на дорогу, ведущую в Иерусалим. В середине боевых порядков под охраной суровых французских рыцарей несли в закрытом паланкине разгневанную, беспомощную женщину. На безопасном расстоянии знаменосец держал высоко знамя Аквитании, и за ним следовали верные, но сбитые с толку воины Аквитании и Пуату. Они поклялись всюду следовать за своей герцогиней, и вот она была здесь в паланкине, и они держались за ней, не зная, что заставило ее внезапно изменить первоначальный план.
То был момент триумфа Людовика VII — триумфа, который ему еще очень дорого обойдется. Он прибег к насилию, а Альенора была женщиной, которая умела держать слово и выполнять угрозы.
Глава 7