Потом в Англию прибыла испанская принцесса Катерина Арагонская, элегантная, ученая, утонченная, и Мэри заявила, что хочет быть такой же, как эта леди из древнего рода де Тостамара. Катерина приехала, чтобы стать женой наследника трона, принца Артура Уэльского, и в день их свадьбы состоялись торжества, какие скупой Генрих VII редко когда устраивал. Маленькие Маргарет, Генрих и Мэри получили от них истинное удовольствие. Мэри даже позволили принимать участие в танцах, и придворные улыбались, глядя, как крошку-принцессу вел в круг воспитанник короля, восемнадцатилетний Чарльз Брэндон. Одна Мег сурово поджимала губы. Брэндон был известным повесой, о его амурных похождениях ходило немало толков, и гувернантке не нравилось, что ее подопечной позволяют так много времени проводить с этим вертопрахом. Хотя... Мэри ведь еще сущий ребенок, а Брэндон всегда находился на особом положении в королевской семье. Отец Чарльза был одним из соратников Генриха VII в его борьбе за трон, и в решающей Босуортской битве[2] закрыл короля своим телом. Тогда над умирающим другом Генрих Тюдор поклялся позаботиться о его сыне, и Чарльза Брэндона привезли ко двору, где он рос и воспитывался, как член семьи Тюдоров.
Поэтому никто не был шокирован, что красавчик Брэндон так много времени проводит с младшей принцессой. Одна Мег была недовольна. Она замечала, как ее высочество всегда необыкновенно возбуждена, прямо светится, стоит лишь появиться протеже ее отца. А после свадьбы Артура и Катерины и танцев с Чарльзом, она говорила Гилфорд, едва не заикаясь от волнения:
– Ты видела, Мег? Ты видела?.. А когда я вырасту, Брэндон будет первым, кто влюбится в меня. Ведь и я когда-нибудь стану леди, не хуже, чем Катерина Арагонская! Однако участь Катерины Арагонской оказалась отнюдь не завидной. Артур Уэльский умер через полгода после свадьбы, и как поступить с Катериной никто не знал. Оказалось, что её отец – испанский король Фердинанд Арагонский – не выплатил и половины обещанного приданого, а Генрих Тюдор не желал отдавать её назад, пока его не получит. Поэтому овдовевшую Катерину поселили в Лондоне в Дурхем Хаусе, причем с таким ничтожным содержанием, что ей едва удавалось сводить концы с концами. Принцесса Мэри порой навещала ее, а вернувшись, рассказывала «своей Мег», округлив глаза и забавно выпячивая яркие губы:
– Она вынуждена рассчитать всех своих слуг, у неё на стол подают самые простые блюда, камины почти не топят, а подол платья у неё заштопан до неприличия. Ей даже пришлось заложить свои драгоценности, и она не брезгует теми подношениями, какие посылает к её столу герцог Бэкингемский.
Ко двору Катерину не приглашали несколько лет. Лишь когда состоялась заочная помолвка ее племянника, малолетнего Карла Австрийского с Мэри Тюдор, вдовствующую принцессу удосужились позвать. Она прибыла в новом платье, но придворные перешучивались за её спиной, рассказывая друг другу, что принцессе Катерине для обновления гардероба пришлось распродать все свое фамильное серебро. Мэри возмущали эти слухи, ибо она благосклонно относилась к молодой вдове брата, сидела у её ног на маленькой скамеечке, держа руку Катерины в своих ладонях, словно оберегая ее. Ей явно нравилась эта воспитанная немногословная испанка, такая миленькая и с грустными глазами. Но при дворе заметили, что не только Мэри уделяет внимание принцессе. Её брат Генрих, ставший после смерти старшего брата наследником трона, тоже не сводил с Катерины своих эмалево-голубых, выразительных глаз. Ему было четырнадцать лет, он уже стал заглядываться на леди, а при дворе так и роились слухи, что двадцатилетняя Катерина, находящаяся в расцвете красоты, может стать его женой.
Происходило это под Рождество 1508 года. В Англию прибыл посол от Габсбургов с дарами для невесты, среди которых была и бесценная бриллиантовая лилия, гордость испанских сокровищ. Мэри тогда было одиннадцать лет. Ее старшая сестра Маргарет к этому времени уже стала Шотландской королевой, на рынок невест Англия могла выставить лишь Мэри, а интересы королевства требовали союза с Австрией и Испанией. Поэтому и состоялось это обручение одиннадцатилетней принцессы и восьмилетнего эрцгерцога Австрийского, наследного принца испанских владений.
Для себя Мэри из всего этого вынесла лишь одно – отныне ее должны именовать принцессой Кастильской, а для обитания ей положена собственная резиденция – Ванстедский дворец.
– Вот видишь, Мег, кем я стала! – важно заявляла она гувернантке.
И добавляла взволнованно:
– Как думаешь, Чарльз Брэндон теперь обязательно полюбит меня? Ведь он самый красивый парень при дворе, и я просто обожаю его!
Маленькая вертихвостка! Леди Гилфорд не преминула отвесить принцессе Кастильской за это пощечину, а потом гонялась за Мэри с розгой, когда та в ответ укусила ее.