Королева в придачу

– А вот и вы, маленькая ябеда.

Но сказано это было весело, он даже поцеловал ей руку. Правую руку. Левую Анна никогда не протягивала.

А потом Анне даже позволено было присутствовать при встрече господина английского посла Саффолка с королем и королевой. Людовик принял его, лежа в постели. Эти дни король усердно постился, ибо было решено, что во время коронации Марии Английской он изъявит милость французских королей излечивать своим прикосновением больных золотухой, а для этого требовалось строго поститься, что, однако, неблагоприятно сказалось на слабеющем больном организме Людовика. И все же прием был организован как можно более торжественно. Людовик возлежал на королевском ложе, в дорогих одеждах, а вокруг стояли все его высшие сановники и знать. Королева сидела подле него в складном кресле и вежливо взглянула на посланника, ничем не выдав свое волнение. А вот Брэндон... Раньше он никогда не видел французского монарха, и в первый миг просто опешил. Он, конечно, знал в Англии людей возраста французского короля – капеллан Фишер, епископ Фокс, герцог Норфолк – немолодые, но вполне деятельные и бодрые особы. Но Людовик Двенадцатый... Перед Саффолком лежал древний старик, больной, изношенный, выглядевший гораздо старше своего возраста. Невольно Чарльз ощутил жалость к юной Мэри, и это так ясно обозначилось на его лице, что королева даже заволновалась, как бы не заметили и другие, прежде всего сам Людовик. Но Брэндон быстро справился с собой, и через миг уже склонился перед старым мужем своей любовницы со своей обычной обаятельной улыбкой, перед которой никто не мог устоять. Людовик тоже улыбнулся ему в ответ, велев приблизиться, и даже поцеловал его в обе щеки, а затем долго держал за руки, расспрашивая о «нашем дорогом брате Генрихе VIII», от которого он, Людовик, получил «свое самое большое сокровище в жизни».

Королева по французской традиции протянула Брэндону руку для поцелуя, а по английской – подставила щеку...

Но множество глаз, следивших за ними в этот момент, остались разочарованными, ибо ни Мэри, ни герцог Саффолк не проявили при этом иных чувств, кроме холодной церемонности. Томас и Анна Болейн обменялись быстрыми; взглядами словно дивясь, как эти пылкие любовники сумели проявить подобную сдержанность.

Потом Болейны присутствовали при обсуждении королевской четы с Саффолком его дипломатического поручения. Речи о войне за кастильское наследство жены Генриха мало заинтересовали старого Людовика, но его все ещё волновали завоевания в Италии. Для этого король даже стал просить у Генриха известную сумму, ибо тогда-де он готов войти в коалицию с Англией против Фердинанда Испанского. А дела в Шотландии... Тут Мэри тактично пришла на выручку Чарльзу, напомнив супругу, что Франциск Ангулемский хочет послать туда своего друга Олбани, якобы для помощи вдовствующей королеве Маргарет в её противостоянии с шотландской знатью. Но ведь Олбани имеет династические права на трон Стюартов, и его появление там может создать сложную ситуацию для родной сестры Мэри. В итоге она представила положение так, что якобы в вопросе о Шотландии существует их с Людовиком личная заинтересованность, а Франциск стремится плести свою интригу. Атак как Людовик недолюбливал зятя и близко принимал к сердцу тревоги любимой жены, то он дал слово задержать отъезд Олбани.

По сути, это пока был единственный пункт в договоре, по которому они сразу пришли к согласию. Брэндон, восхищенный и удивленный политической ловкостью Мэри, не мог сдержать своего изумления. Выхолило, что юная королева показала себя куда более тонким дипломатом, чем он сам, а значит, Англия не зря надеялась на неё! Потом разговор повернулся в более приятное русло – стали обсуждать участие англичан в предстоящем турнире. Анна Болейн с тревогой заметила, как королева и Брэндон, расслабившись, стали обмениваться столь красноречивыми взглядами, что просто диво, как это Людовик ничего не заподозрил. Любовники и сами понимали, что рискуют, но это казалось наваждением. Память о прошедшем свидании была ещё свежа, мысли начинали путаться, и требовалось немалое самообладание, чтобы держать себя в рамках. Позже, на банкете, который Людовик устроил для гостей из Англии, им едва удалось обменяться несколькими фразами.

– Я люблю тебя, – шепнула Мэри, улучив момент, когда они на миг оказались рядом.

– И тем не менее ты то и дело улыбаешься мсье Ангулему, – не глядя на королеву, ответил Брэндон.

Мэри спрятала радостную улыбку за бокалом.

– Ревнуешь?

Он сделал знак кравчему наполнить свой кубок, и когда тот отошел, ответил, глядя на королеву своим невинным, девичьим взглядом.

– Я даже нахожу это разумным. Лучше пусть будут думать, что ты очарована этим надушенным парнем, чем вспоминают, как ты из-за меня противилась браку с Валуа.

Мэри почувствовала себя задетой. Поэтому притворно равнодушно отозвалась:

– Что ж, тогда и тебе будет разумно начать ухаживать за кем-либо из придворных дам. Здесь, во Франции, это требуется в обязательном порядке.

И уже не в силах скрыть волнение, спросила: