Королева в придачу

Наконец лодка причалила, и сидевший подле Мэри герцог Норфолк сделал знак самому сильному и рослому из английских дворян:

– Сэр Кристофер Джервейз, возьмите её величество на руки и перенесите на землю её новой родины.

Со своего места Франциск Ангулемский видел, как сильный молодой мужчина бережно несет на руках даму в мехах. Видели это и его спутники, а грубоватый Монморанси, выставляя напоказ свою солдатскую простоту, даже обратился к находящемуся неподалеку Лонгвилю:

– Эй, мсье герцог! Кто это там лапает нашу королеву? Никак это сам достославный Шарль Брэндон?

Лонгвиль даже не удосужился повернуть голову. Скрывая досаду, он делал вид, что тщательно стряхивает воду с берета. Несмотря на все его старания, во Франции распространился слушок, что у Мэри Тюдор в Англии имелся любовник, на что и намекал сейчас грубиян Монморанси. Лонгвиль бросил на него сердитый взгляд. Он никогда не входил в крут веселых молодых людей, окружавших Франциска Ангулемского, да и с самим молодым герцогом состоял в натянутых отношениях. Возможно, устраивая брак Мэри с его королем, он даже хотел сбить спесь с этого зазнавшегося юнца, но сейчас, обращаясь к Франциску, герцог был сама любезность.

– Господа, думаю, мы поступим учтиво и разумно, если поспешим навстречу Марии Английской.

Его слова тут же были приняты. Франциск Ангулемский первым сделал шаг к стоящей на промокшей от дождя ковровой дорожке Марии Тюдор.

Сейчас Мэри представляла собой жалкое зрелище: утомленная трудным путешествием, бледная, с тенями под глазами, в намокшем плаще, мех на капюшоне топорщился, как иголки ежика. Под ногами противно чавкал мокрый ковер. Она чувствовала, что выглядит не так, как должно, и это вызывало в ней дискомфорт; принцесса жалобно оглядывалась на свою свиту, словно ища поддержки. Потом она увидела, как к ней приблизился, соскочив с коня, очень высокий худощавый юноша. Он скинул намокший плащ и предстал перед ней во всем блеске своего белого, сверкающего каменьями, атласного камзола. Мэри только чуть прищурилась, когда он опустился перед ней на колени прямо в лужу на ворсе ковра.

– Мадам! Высокочтимая государыня! Мы бесконечно счастливы быть первым из ваших подданных, кто приветствует вас на земле Франции.

У него были ровные белоснежные зубы и, когда он улыбался, улыбка выглядела просто ослепительной, несмотря на стекавшие по щекам капли дождя. Мэри невольно улыбнулась в ответ.

– Ваше имя, мессир?

Франциску никогда ещё не задавали такого вопроса. Ведь разве не был он первым принцем Франции?

– Я Франсуа де Ангулем, герцог Валуа, правитель Бретани. Я являюсь потомком короля Карла V, племянником и зятем Людовика Французского и отныне – вашим близким родственником, мадам.

Во взгляде Мэри появился интерес. Франсуа Ангулемский! Это он, а не старый Людовик, должен был стать её мужем во Франции, если бы не женился на Клодии Французской, получив с её рукой Бретань. Джейн Попинкорт всегда говорила, что он самый изысканный кавалер Европы, а также великий соблазнитель и охотник за юбками. Мэри невольно оценила ширину плеч и легкость движений его рослого, сильного тела, густые черные волосы, совсем намокшие под дождем. У молодого Франциска было удлиненное лицо с высокими скулами, волевой, чуть выступающий вперед подбородок с ямкой и довольно крупный нос с горбинкой. С первого взгляда он не показался Мэри красавцем, однако таилось в нем нечто... то самое обаяние, какое для мужчины значит куда больше, чем красота для женщины.

Франциск, в свою очередь, изучал королеву. Миленькая, даже очень, несмотря на её жалкий вид. Уже одно это расположило его к Марии Английской, пока он бегло представлял встречавших её вельмож – де Монморанси, сеньора де Брисака, веселого Гийома де Бониве, остальных... А Мэри невольно вновь и вновь бросала взгляды на Франциска. Глаза его казались дерзкими, веселыми, а взгляд словно говорил: «Конечно, это ненужная сейчас и утомительная процедура. Но этикет есть этикет. Нужно его выполнить, а после мы сами посмеемся над всем этим». И ещё в его узких жгучих глазах скрывалось нечто, что заставляло девушку вспоминать все эти рассказы о том, как французы любят чувственные удовольствия. Она смутилась, чувствуя, как краснеет, и неожиданно поскользнулась на мокром ковре.

Герцог Ангулем тут же бережно поддержал её.

– Бог мой, да вы едва держитесь на ногах! Простите меня, ради всех святых.

И не успела Мэри и слова сказать, как он, подхватив её на руки, отнес в ожидавший королеву крытый паланкин.

– Может, это несколько самонадеянно с моей стороны, – заметил Франциск, усаживая её на роскошные подушки паланкина. – Но не мог же я позволить, чтобы вы мокли в луже под дождем.

Он поцеловал ей руку, пожалуй, удержав губы у запястья дольше, чем требовал этикет, и при этом не сводил с неё взгляда. Мэри даже растерялась, но вместе с тем была очарована. Глядя, как он раскланивается и отходит, она подумала: «В нем действительно есть что-то особенное».