Королева в изгнании

— И что же ты теперь? — спрашивала мама Алки, хозяйничая на кухне. Поступать будешь? Год, конечно, потеряла, но это не беда, какие наши годы?!

— Не знаю, — уклончиво отвечала Маша. Поступать? Вот, наверное, удивилась бы эта добрая домашняя женщина, если бы узнала, что ее юная собеседница ухитрилась даже не закончить школу.

— А чего тут думать? Город у нас маленький, но недаром его студенческим называют. Жить тут и не закончить вуз — просто не принято.

Самым глупым в этой ситуации было то, что разговор явно был не нужен ни Маше, ни алкиной маме, но взаимная вежливость заставляла их поддерживать его.

Алка краем глаза наблюдала за Машей и в один прекрасный момент вдруг заявила:

— Ладно, мама, мы пошли спать.

— Да ведь рано еще. Подождите, я ужин сделаю…

Но Маша уже поднялась с облегчением со стула и направилась к двери вслед за Алкой.

— Спокойной ночи, — недовольно сказала им в спину мама.

— Ну что с тобой?! — накинулась на Машу Алка в комнате. — Чего ты как замороженная? Леша жив, что еще тебе надо?

— У тебя валерьянка есть?

— Сейчас, — осеклась Алка. — Только в таблетках, вот. Подожди, я воды принесу.

— Не надо, — махнула рукой Маша и проглотила несколько сладковатых пилюль. — А снотворное?

Алка молча протянула ей стандарт. Потом вдруг отдернула руку и, оторвав от целлофановой упаковки две таблетки, выдала их Маше.

— Да не бойся, травиться я не собираюсь, — усмехнулась та.

— Кто тебя знает, — сделала Алка гримаску, потом вышла на минутку и вернулась со стаканом воды. — На.

Маша запила лекарство и забралась в постель. Глянула на Алку. Та смотрела на нее с жалостью и участием, но самым сильным чувством, написанным на ее лице было всепоглощающее любопытство. Маша сжалилась:

— Завтра в двенадцать я к нему в больницу пойду. Со следователем. Пойдешь со мной?

— Конечно!

Переодевшись в пижаму и погасив свет, Алка забралась к Маше под одеяло, и некоторое время, лежа друг к другу спинами, они активно делали вид, что спят. Наконец Алка не выдержала:

— И все-таки я не понимаю. Зачем тебе все это? Исчезла бы и все.

— Что — все? — Маша повернулась к Алке лицом. — Что — все? Опять в бега? Я хочу жить дома. Просто жить, понимаешь?

— Просто жить? И деньги ты им вернула?

Деньги. Про них она просто забыла, даже не упомянула в показаниях. Или это сработала подсознательная жадность?

Нет. Действительно забыла.

— В следующий раз — сдам.

— Ну и зря. Если бы у меня были такие деньги, я бы… — Она замолчала.

— Что — ты бы? — Покачала головой Маша, чувствуя, как дремота сковывает ее тело. — Подумай, подумай. Если найдешь им классное применение, я их не в милицию, а тебе отдам… Ну ладно, все. Спокойной ночи.

И, снова повернувшись к стенке, она моментально уснула.

…Поднялись в половине девятого и целый час наводили марафет. Потом вышли из дома, поймали тачку и помчались в центр. Остановились у магазина «Фасон». Магазин работал с десяти и до открытия было еще минут пятнадцать. Но Маша ждать не стала, а нажала кнопку звонка. В витрину выглянула пожилая женщина, молча указала на табличку с расписанием. Маша в ответ покачала головой. Женщина кивнула и удалилась. Тут же к витрине подошла другая — знакомая Маше продавщица, улыбнулась ей и открыла дверь.

— Вы извините, что так рано, — сказала Маша после приветствия, — мне нужно забрать свою одежду. Даже лучше у вас переодеться.

— В это тряпье? — женщина с изломом приподняла красивую бровь. Девочка, тебе нужно носить красивые дорогие вещи. И, поверь мне, я знаю жизнь: для этого тебе не нужно даже шевелить пальцем. К таким как ты, а таких мало, деньги липнут сами.

У Маше по спине пробежал холодок. Ведь действительно последние годы деньги сами липли к ней. Деньги, а не счастье.

Продавщица говорила что-то еще, но Маша, не слушая ее, зашла за ширму и переоделась в свой видавший виды джинсовый костюм, кроссовки и, сложив новую одежду в сумку, вышла на улицу.

— Да-а, — протянула Алка, увидев ее, — вот это маскарад. Ты что, милостыню просить собралась?

— Врачи сказали, его нельзя беспокоить. А в этой одежде он меня не видит.

…К прокуратуре шли пешком, но все равно добрались немного раньше срока.

2

У входа в палату Зыков обернулся к девушкам.

— Вам, — кивнул он Алке, — придется подождать тут. А вы, Мария Викторовна, войдете вместе со мной, но своего присутствия ничем не выдавайте.

Сопровождавший их дежурный врач вопросительно посмотрел на них, но, не дождавшись разъяснений, промолчал.

В палате стояло четыре кровати. Две из них были пусты и аккуратно застелены, на одной сидел щуплый мужчина лет пятидесяти; Алексей лежал на койке возле окна.

Тихо пройдя, Зыков сел на табурет, доктор остановился справа от него, а Маша встала у изголовья. Атос (так Маша снова начала называть его про себя) лежал с закрытыми глазами и выглядел совсем неживым. Маша прижала к губам ладонь, чтобы не вскрикнуть. Почему-то больше всего ее напугала капельница, присосавшаяся трубочкой к его забинтованной руке.

Атос застонал и открыл глаза. Отсутствующим взглядом обвел комнату.

— Пить… — Это был даже не шепот. То, что он сказал, угадывалось только по движению губ.