— Ткачиха Сновидений прислала мне сообщение. Она сказала, что треугольник должен оставаться вместе, чтобы выжить, что у двух других сторон не хватит сил без помощи зеркала — и зеркало сохранит их всех.
— Зеркало? — насторожившись, переспросил Деймон.
— Ты — зеркало своего отца, Деймон. Ты — третья сторона треугольника.
В его сознании вспышкой промелькнул образ Терсы, которая много лет назад вычерчивала линии на его ладони, объясняя сложное устройство четырехгранного треугольника Крови. Отец, брат, любовница. Только не о любовнице шла речь. Терса ошиблась в маленькой детали — не Джанелль была зеркалом отца, а он сам. И в центре стояла не Тьма и не мечта, как он полагал. Ведьма.
— Отец, брат, любовник, — пробормотал он.
Все стало на свои места. Три стороны и четвертая — центр треугольника, — которая правит всеми остальными.
— Именно, — отозвалась Джанелль.
— Ты хочешь, чтобы я отправился в Хейлль.
— Да.
Деймон медленно кивнул, внезапно почувствовав себя так, словно стоит на очень тонком, непрочном мостике в одно бревнышко и первый же неверный шаг отправит его в долгий полет в пропасть, из которой не будет возврата.
— Если я приду к ним и потребую очередного обмена, это может выкупить еще несколько часов.
— Я не сказала, что тебе нужно вручить себя в их руки, — резко оборвала его Джанелль. На ее лицо, побледневшее при первом взгляде на отрезанный палец Сэйтана, так и не вернулись краски. Напротив, теперь оно лишилось их окончательно. — Деймон, мне нужно семьдесят два часа.
— Семь… Но ведь все уже готово. Тебе осталось только собрать свою силу и выпустить ее на волю.
— Мне нужно семьдесят два часа.
Деймон уставился на нее, пораженный, понемногу начиная осознавать смысл услышанного. При сознательном погружении в бездну он мог дойти до своей ступени Черного за несколько минут и зачерпнуть всю доступную ему силу. Ей же, чтобы сделать то же самое, потребуется семьдесят два часа.
Огни Ада, Мать-Ночь, и пусть Тьма будет милосердна!
Но ведь никоим образом не получится…
Он прочел ответ и понимание в ее глазах — и попытался справиться с чувством стыда, которое вспыхнуло в нем. Нужно было сразу сообразить, что ему не удастся спрятать Садиста от Ведьмы. Деймон наконец-то осознал, о чем именно она его попросила.
Не в силах смотреть в древние, призрачные сапфировые глаза, он отвернулся и сам начал бродить по комнате.
Это всего лишь игра. Грязная, порочная игра — вроде тех, в которые с таким искусством играл Садист. Как только эта сторона его натуры обрела полную свободу действий, план созрел мгновенно.
Но… За все надо платить. Если он потеряет любовь и уважение почти всех, кто важен для него, награда должна соответствовать утрате.
— Я могу сделать это, — промурлыкал он, начиная медленно кружить вокруг своей Королевы. — Я сумею лишить Доротею и Гекату равновесия, застать их врасплох, сохранить другим жизнь и не дать этим леди возможность отправить в Кэйлеер терриллианские армии. Я могу купить тебе целых семьдесят два часа, Джанелль. Но это обойдется дорого, потому что придется сделать некоторые вещи, за которые я, скорее всего, никогда не получу прощения, поэтому я хочу попросить кое-что взамен.
Он практически ощущал ее недоумение на вкус.
— Хорошо.
— Я больше не хочу носить кольцо Консорта.
Всплеск боли, умело побежденной.
— Хорошо.
— Вместо него я хочу обручальное.
Вспышка радости, за которой тут же последовала глубокая печаль. Она улыбнулась Деймону, а глаза наполнились слезами.
— Это было бы чудесно.
Она говорила серьезно. Она действительно хотела этого. Так откуда печаль, почему такая мука во взгляде? Что ж, придется разобраться в этом уже после возвращения.
Его гнев постепенно нарастал, делая своего носителя опасным человеком.
— Полагаю, это значит «да». Однако для успешной игры потребуются кое-какие мелочи, которых я не могу сделать сам.
— Только скажи мне, что именно нужно, Деймон.
Он не хотел делать этого. Не хотел возвращаться к прежнему существованию, даже на семьдесят два часа. Ему придется изуродовать жизнь, которую он только начал строить здесь, и ковен, и мальчики никогда не…
— Ты мне доверяешь? — резко бросил он.
— Да.
Ни сомнения, ни колебаний.
Он наконец остановился и повернулся к ней:
— Ты знаешь, как отчаянно я люблю тебя?
Ее голос дрогнул, но Джанелль ответила не раздумывая:
— Так же, как я люблю тебя?
Он обнял ее, прижимаясь к ней, как к якорю, вцепившись в нее, как в спасательный круг. Все будет хорошо. Если она по-прежнему будет принадлежать ему, все будет хорошо.
Наконец он неохотно отстранился:
— Что ж, пора приниматься за работу. У нас еще много дел.
— Это последняя, — произнесла Джанелль несколько часов спустя. Она осторожно упаковала коробку, содержащую все зачарованные предметы, которые она только что сотворила для него. — Почти все готово.