Королева сыска

Если, конечно, Юмашева согласится помочь. Должна согласиться. Не может не согласиться…

— Мне вчера из Главка позвонили, — очень спокойно ответил Григориев. И передали ее ответ. Дословно. Она сказала: «Да в гробу я вас всех видела в белых тапках — вместе с вашими вонючими Марьевыми». Это я тебе тезисно говорю, на самом деле она высказала покруче…

Виктор обреченно прикрыл глаза. Нет, ну непруха с этим Марьевым…

С одной стороны, Виктор понимал, что в одиночку дело это ему, конечно, не поднять. Да если и все районные опера скопом навалятся — не потянуть, хоть ты тресни. Уж больно высоко уходили ниточки. Депутат как-никак, едрена вошь, вот если бы обыкновенным бомжом был, тогда другое дело. Но, с другой стороны, Виктор был опером молодым, то есть не то чтобы наивным пацаном, помешанным на «романтике» ментовской службы, однако стартовый задор еще не растерявшим. Копаясь в деле Марьева, он обнаружил, что тот три года назад проходил свидетелем в одном деле, которое вела некая капитан Г.А. Юмашева. И взбрело Вите в голову покалякать с ней о депутате — глядишь, и появятся кое-какие наводки. Пусть убийства он не раскроет, но хоть немного продвинется.

Уж несколько очков в свою пользу заработает…

И вот вам, пожалуйста: «В гробу я вас видела»…

— А с чего это она так взъерепенилась? Майорша эта, я имею в виду, осторожно, если не жалобно, спросил Виктор. — Вы же вроде говорили, что она тетка нормальная и помочь всегда готова.

— Да пес ее знает. Кому охота впутываться в депутатские разборки. Василий Данилович снял очки, постучал дужкой по нижним зубам. — Хотя я ее понимаю. Слухи одно время ходили, что она из-за этого Марьева из Главка вылетела. Перевели ее в полицию нравов, проституцию искоренять. А для того, кто на Литейном работал, это хуже ссылки.

Вот и окрысилась баба…

Виктор почувствовал, что Григориев запнулся.

Хотел продолжить, но вовремя нажал на тормоза.

Беляков, пожалуй, мог воссоздать невысказанное начальником отдела. Дескать, не рви и ты задницу, сынок, занимайся районной текучкой, отпишись, как положено, и плюнь с высокой колокольни на Марьева-Шмарьева. «Глухарем» больше, «глухарем» меньше. Пускай фээсбэшники копаются, если хотят…

Но должность не позволила Григорцеву говорить прямо. Тем более нехорошо гасить горение молодого опера — и без того сам рано или поздно затухнет. В конце концов, желание отличиться — похвальное желание. Поэтому Василий Данилович пошел обходной дорогой, тропой намеков.

— Как там у тебя, лейтенант, продвигается по Астахову?

— Жду экспертизу, потом сделаю очерк, ну и закрою, наверное, — уныло отчитался Беляков.

Какому-то Алику настучали по голове и сперли телевизор — конечно, это преступление века тоже надо раскрывать, нельзя портить показатели… А Марьев пущай подождет, так, что ли?

— А по расстрелу Дулатова?

— Работаю.

— Активизироваться бы надо.

— Слушаюсь. Ну, я пошел? — лейтенант встал.

— Погоди, — Григориев дужкой очков показал Белякову на стул.

Виктор снова сел.

— Вот что, Виктор, — Василий Данилович замолчал ненадолго, задумчиво прикусив дужку. — Вот что… Гюрза — баба умная, и если…

— Кто?

— Что «кто»?

— Вы сказали — «гюрза»…

— А-а, да ты не слыхал? Ну-ну, — Григориев откинул голову, застучал очками по ладони (жест снисходительного благодушия). — Тебе простительно. Ты же всего полтора года в органах, да?

И кличку Гюрза не слыхал? Ясненько. И значит, собирался Гюрзу, она же Юмашева Гюзель Аркадьевна, взять себе в помощницы по Марьеву. Ну-ну. То есть даже понятия не имея, с кем сотрудничать захотел. Можно сказать, повезло тебе, что она отказала.

— Почему?

— Был бы офицером — застрелился бы через два дня.

Это у Григорцева подначка такая: дескать, может, по званию ты и офицер, но по чести — тебе еще работать и работать, чтобы сие высокое звание заслужить…

— Я полагаю, с женщиной я бы сработался, позволил себе возразить Беляков.

— Полагает он, — на лице Григорцева заплясала улыбка, обозначающая превосходство в годах, опыте, звании. — Она тебя заглотила бы, как удав, не пережевывая.

— Да она что, монстр? Граф Дракула? Годзилла? — ненатурально удивился Виктор.

— Хренакула. Ну а любопытно, кстати, как ты ее себе представляешь? Женщину, которая отпахала в органах лет пятнадцать. Или около того. На оперативной, заметь, работе. Улавливаешь? Не в паспортном столе, не в кадрах, не за бумажками, не за этими… как их, заразы… компьютерами. Дослужилась до майора. Сначала топтала «землю» в районе, потом перешла оперативником на Литейный. В Америку ездила по обмену опытом. Какую-то там федерацию по защите прав сотрудников милиции женского пола организовала. Вроде бы даже — слышал я такое — нет больше баб-оперативников, кроме нее, в стране. Улавливаешь? Ну-ка, ты, оперативник, опиши мне эту женщину.

Начальника отдела тема эта, похоже, захватила.

Виктор в душе улыбался, внешне оставаясь непроницаемо серьезным. Однако ловко он, уцепившись за Гюрзу, направил разговор, куда ему нужно.