Королева Риррел

Так, каждой мыслью Эстрил предавал свою любовь. Но ветер, брошенный ему в лицо, остужал честолюбие, изгонял из сердца трусоватую рассудительность. Ветер доносился до него взволнованным дыханием, пел в ушах любимым голосом, сбивал с ног напором чувств. «Мой ветер…» И новообретенная сила магии Огня отступала перед другой силой, более древней, более могущественной и праведной, — перед силой любви. «Эта власть сильнее всего…»

Нет, видно, напрасно он мечтал о могуществе магов. Купленное такой ценой, оно не принесет ему счастья. И дочерям он не посмеет посмотреть в глаза, если предаст любимую и любящую его женщину. Но любовь тоже, увы, не продлится долго: в предстоящей схватке за мировое господство собирались столкнуться слишком сильные противники. Глупо было рассчитывать уцелеть, не поставив на победителя. Что может он сделать? Устроить Шайсе побег? Провести войска Сената тайной тропой, чтобы они отбили девушку и воспользовались ею по своему разумению? Ортег рассказал ему, что у него есть средство заставить Шайсу подчиниться. Ее друзья… Можно не сомневаться, она не станет рисковать их жизнями. Эстрил то в сердцах называл это глупостью, то восхищался мужественным и благородным сердцем своей возлюбленной и понимал: поступи она иначе, она бы не заслуживала его любви. А значит, и сам он должен вести себя мужественно и благородно. И, пожалуй, нет смысла опасаться, что Шайса станет плохой хозяйкой в его доме. Скорее всего, он не спасет ее и погибнет сам. И тогда они встретятся на берегах озера Ни-тим-те — там, где стоят золотыми колоннами стройные деревья, а землю оплетают бело-розовые цветы.

Не случайно он вспомнил о цветах. Вдоль дороги, золотясь сквозь мерзлый снег, пробивались подснежники. Они стряхивали снежинки с рыжих венчиков и распрямляли упругие стебли и листья. Подснежник — самый смелый цветок, потому что первым появляется из-под снега…

Эстрил пришпорил лошадь. Ветер тут же стал попутным, подгоняя его в спину. Белое знамя церкви Огня развевалось над замком.

Глава 24 СИНЯЯ ЧАШКА

Эстрил прижался лицом к моим коленям. Странно, в этот миг я не испытывала ничего, даже отвращения. Сейчас он будет оправдываться и снова лгать. Что ж, пусть. Этим он только поможет мне преодолеть последние колебания.

Эстрил молчал, исступленно комкая подол моей туники. Конечно, лгать молча гораздо проще, чем словами. Словно весь холод заснеженных горных вершин снизошел в мою душу. И я постаралась вложить весь этот холод в свои слова.

— Я слышала, тебя можно поздравить. Ты теперь маг Огня — как Ортег, как Иелкон…

Эстрил наконец поднял глаза. Почему они казались мне то янтарными, то золотистыми? Самые обычные светло-карие глаза. Обычные глаза предателя.

— Любимая, теперь я сумею защитить тебя. Да, я притворился верным слугой Ортега, но это для того, чтобы тебя спасти. Я уже знаю все про твоих друзей. Послушай, пусть Ортег думает, что ты согласна стать жертвой. Он сказал, что собирается устроить жертвоприношение через три дня. Но ты ничего не бойся: я этой же ночью отправлюсь за подмогой. Люди Сената придут тебе на помощь. Сенат еще не знает, что я нашел тебя и что ты попала в руки Ортега. А я позабочусь о том, чтобы обезвредить ошейники на твоих друзьях. Правда, Сенат может покарать меня за содействие Ортегу. А я все равно не смогу им служить — после того, что они сделали с моей семьей. Но это не важно, об этом ты не думай, они все равно тебя спасут — это в их интересах.

Даже сейчас он рисовался передо мной! Хотел быть героем в моих глазах — и это на коленях перед той, которую обрек на смерть. Волна гнева наконец накрыла меня с головой. Какие холодные у него руки! Холодные руки и холодное сердце предателя… Стараясь, чтобы слезы не звенели в голосе, я сказала:

— Убирайся прочь! И никогда — слышишь? — никогда больше не смей прикасаться ко мне!

Я брезгливо выдернула подол туники из его рук. Эстрил побледнел, словно я его ударила. Он поднялся и молча пошел к дверям. А что он мог сказать? Еще одну ложь? Внезапно я поняла, что, скорее всего, вижу его в последний раз. И сердце, и тело готовы предать меня и простить его. Я мысленно тянулась к нему руками и губами. Мой возлюбленный не виноват, что он такой, что мальчишеское стремление к превосходству победило в нем любовь ко мне. Еще недавно я готова была тысячу раз умереть, лишь бы с ним все было хорошо; что же так возмущает меня сейчас? Я стану жертвой на алтаре, потому что так нужно моему любимому. Простить его, пожалеть, отпустить грех, чтобы ничто не омрачало его успех…

Да, сердце и тело предали меня, но разум оказался мне верен. Я молча повернулась к окну и постаралась думать только о горах, белеющих вдали сквозь снежную метель, — боялась, что мои мысли превратятся в крик и выдадут меня. И пока не хлопнула дверь, я сжимала побелевшими пальцами край подоконника.