Законный король бежал в Шартр, и Гиз временно стал некоронованным правителем. Винсенский дворец, Арсенал и Бастилия находились в его руках; он настоял на избрании нового городского и купеческого советов; в них вошли, разумеется, исключительно члены Лиги. Гиз по прежнему колебался. Он не хотел насилия и мечтал о бескровном перевороте. Поэтому он разрешил роялистам выехать в Шартр. Его враги, приняв во внимание этот шаг и тот факт, что королю позволили бежать, почувствовали слабину Гиза. Он делал все зависящее от него, чтобы восстановить спокойствие, но в народе заиграла кровь, парижане уже нуждались в насилии. По городу прокатилась волна жестокости, Гиз не мог остановить ее. Гугенотов выгнали из церквей, Лига захватила все храмы. Католические проповедники кричали с кафедр: «Франция больна. У Парижа хватит сил на войну с четырьмя королями. Франция нуждается в кровопускании. Впустите Генриха Валуа в ваши города, и еретики начнут убивать священников, насиловать ваших жен, казнить ваших друзей».
Семья Гиза приехала в Париж. Беременную жену герцога встретили, точно французскую королеву, а ее детей — как наследников трона. С ней прибыл герцог Эльбеф и верный союзник Гиза кардинал Бурбон.
Катрин, пристально наблюдая за событиями, в конце концов перешла на сторону Гиза. С ее помощью он сформировал новое правительство. Она знала, что ее старания добиться того, чтобы ее внука признали наследником трона, ни к чему не привели; притворяясь союзницей Гиза, она тайно готовила его отстранение от власти и возвращение на трон короля.
Эпернон покинул Париж с пустыми руками; он пытался вывезти на мулах свое бесценное состояние, собранное за годы королевской милости, но в результате обыска все потерял.
Никогда еще Катрин не трудилась так упорно, как сейчас, никогда не использовала успешнее свои способности. Она понимала, что Гиз преднамеренно позволил королю уехать; осуждая сына за это бегство, она усматривала в поступке Гиза проявление слабости. Нерешительность была в такой момент смертельно опасной слабостью Гиз был великим человеком, Катрин всегда восхищалась им; он обладал честолюбием и смелостью, однако он не сумел воспользоваться шансом, который мог мгновенно вознести его на трон. Он заколебался в критический момент, проявил неуверенность. Она, как и парижане, когда-то боготворила его, но он был не богом, а человеком, не лишенным слабостей. Главная его ошибка заключалась в том, что он не сумел скрыть свою слабость от нее, Катрин. Теперь она лучше знала Гиза и не ощущала его превосходства.
Как она тосковала по молодости! Как хотела освободиться от изматывающей физической боли!
Она преложила Гизу возглавить армию, стать официальным наследником трона, проигнорировать претензии Наваррца; герцог Майенн с частью армии должен атаковать войско короля Наварры. Катрин понимала, что для предотвращения весьма возможной революции король Франции должен присоединиться к Лиге. Она бралась уговорить его. Гиз должен доверять ей, единственному потенциальному посреднику. Выполнение ее предложений — единственный способ восстановления временного порядка во Франции.
Она отправилась в Шартр. Король был сильно напуган. Эпернон сбежал, Генрих мог рассчитывать только на советы матери. Он подписал документы, подготовленные Гизом. Теперь он мог называть себя, если хотел, главой Католической лиги, которая стала роялистской организацией.
Но когда папа римский узнал, что Гиз позволил королю бежать из Парижа, он пришел в ярость.
— Этот принц — жалкое существо, — закричал папа. — Он упустил отличный шанс избавиться от человека, который уничтожит его при первой возможности.
Наваррец в своем бастионе, услышав новость, громко захохотал.
— Значит, король Франции и король Парижа живут душа в душу! Какая славная дружба!
Он плюнул.
— Не стоит относиться к этому серьезно. Подождите, мои друзья. Скоро мы увидим, что произойдет. Лучшая весть, какую я могу услышать, — это сообщение о смерти бывшей королевы Наварры — бывшей, потому что я не приму ее назад. А уж кончина ее матери и вовсе заставит меня запеть от счастья.
Тем временем Катрин всеми силами лелеяла непростую дружбу между ее сыном и Гизом.
Король был охвачен яростью, обращенной против одного человека. Генрих не мог быть счастлив, пока Гиз жил на земле. Если я не убью его, думал Генрих, то он убьет меня. Умнейшим из нас окажется тот, кто нанесет удар первым.
Гиз стал генералиссимусом и был готов предпринять новую попытку захвата престола. Его могущество росло, ему подчинялась армия, разборчивый аристократ мог полагаться не только на толпу.