— Я сломаю вашу мерзкую картину! — заорал Юстэс, и тут произошло несколько событий сразу: Юстэс бросился к картине; Эдмунд, который кое-что знал о магических силах, устремился за ним, крича: «Стой, не дури!»; Люси вцепилась в него с другой стороны, а Элизабет попыталась встать перед Вредом, чтобы тот не трогал картину; и как раз в эту минуту то ли они стали быстро уменьшаться, то ли картина начала расти, Юстэс подпрыгнул, чтобы сорвать её со стены, и оказался в ней. Прямо перед ним было не стекло, а настоящее море, ветер и волны неслись на раму, словно на скалу. Совсем перепугавшись, он сам ухватился за Эдмунда и Люси, и они прыгнули в раму вслед за ним. Элизабет нырнула вслед за ними, набрав побольше воздуха в легкие, потому что не могла сказать, сколько ей придётся находиться под водой.
Миг-другой все бились и кричали, а когда им всё же удалось удержать равновесие, огромная голубая волна обрушилась на них, опрокинула и поволокла за собой. Юстэс отчаянно завизжал, но визг его тотчас оборвался, ибо вода попала ему в рот.
Люси благодарила судьбу за то, что прошлым летом научилась хорошо плавать. Правда, она плыла слишком торопливо, да и вода была куда холоднее, чем казалось по другую сторону холста. Тем не менее, Люси не тонула и сумела сбросить туфли (это непременно нужно сделать, когда плывёшь в глубоком месте). Она даже не забыла закрыть рот, но не закрывала глаза. Корабль был совсем близко — прямо над ней поднимался зелёный борт, а сверху глядели люди. Но, как и следовало ожидать, Юстэс вцепился в неё, и они пошли ко дну. Когда они всё же вынырнули, Люси увидела, как с корабля прыгнул человек в белом.
Эдмунд теперь барахтался рядом с ней, держа вопящего Юстэса под руки. Элизабет всплыла рядом, и посмотрела на то, как бешено кружится стрелка Алетиометра. Она улыбалась. Перед ними мелькнуло чьё-то знакомое лицо, и кто-то ухватил Люси за плечи. Люди на корабле кричали, над фальшбортом свесились головы, вниз полетели верёвки и канаты. Эдмунд и тот, знакомый, обвязали Люси и Элизабет верёвками. Пэванси-младшей казалось, что всё это длится очень долго, так как лицо её посинело, а зубы начали выбивать дробь. На самом же деле времени прошло мало: на корабле поджидали удобного момента, чтобы поднять её наверх, не ударив о борт корабля. Несмотря на это, она сильно ушибла коленку, и ей было больно, когда, дрожа от холода, она оказалась на палубе. После неё подняли Эдмунда и Элизабет, а потом — несчастного Юстэса. Последним появился чем-то знакомый темноволосый юноша, на несколько лет постарше Эдмунда.
— К-Ка-Каспиан! — вдруг сказала она, когда обрела голос. Да, это был Каспиан, юный король Нарнии, которому они помогли занять престол, когда были здесь в прошлый раз. Тут и Эдмунд с Элизабет узнали его.
На плечам внезапных гостей накинули теплые одеяла. Элизабет, которой не было так холодно, произнесла:
― Каспиан, ― сказала она, и тот с легкой улыбкой взглянул на нее. ― Я чертовски рада тебя видеть.
― Я тоже рад, вам всем рад.
Каспиан улыбался. Казалось, все обиды, что были между ними в прошлом окончательно забыты. Эдмунд и Каспиан пожали друг другу руки, Элизабет и Люси по очереди обняли короля.
― И как же вы сюда попали? ― спросил Каспиан. Элизабет усмехнулась и пожала плечами. Мокрые волосы небрежно падали на ее плечи, а макияж размылся, но Эдмунд мог сказать, что такая, освещенная солнечными лучами Нарнии она выглядела прекрасно.
― Мы понятия не имеем, ― весело сказала Элиз. ― Но было здорово, хоть это и стоило мне макияжа.
Кто-то из людей, которые окружали их, рассмеялся.
― Так это ты нас позвал? ― спросила Люси. Каспиан покачал головой.
― Нет, на этот раз.
― Что ж, ― сказал Эдмунд, вытираясь. ― Я очень рад в любом случае.
― Мы рады! ― поправила Элизабет. Эдмунд закинул руку ей на плечи.
Полностью насладиться возвращением не дал Юстэс, который плакал гораздо громче, чем можно плакать в его годы, если ты просто промок. Правда, причина его криков была не в этом: на нем сидело какое-то существо, похожее на мышь. Собственно, оно мышью и было, только ходило на задних лапах и достигало в высоту двух футов. На голове у него был тонкий золотой обруч, а в нём — длинное алое перо, а поскольку шёрстка у мыши была темная, почти чёрная, выглядело это очень красиво. Левая лапка лежала на эфесе шпаги, такой же длинной, как хвост.
― Снимите его с меня! Снимите его с меня! ― вопил Юстэс, а потом ― весьма бесцеремонно ― схватил мышь и откинул от себя. У матросов это вызывало только смех.
Мышь в полете перевернулся, пролетел немного по палубе и оказался аккурат у ног Каспиана и троих гостей.
― Рипичип! ― внезапно узнала Элизабет. Рипичип был храбрейшим из нарнийских говорящих зверей, покрывший себя бессмертной славой во втором сражении при Беруне. Люси, как всегда, ужасно захотелось взять его на руки и погладить по тёплой шёрстке; но она не посмела — он обиделся бы до глубины души.
Мышь тут же поднял глаза и, удивленно ахнул, тут же поспешил пригладить шерстку.
― Ваше Величество! ― почтительно сказал он, кланяясь.
― Здравствуй, ― сказала Элизабет.