Имена в ответ ухмыльнулась. Внезапно она почувствовала себя гораздо лучше. Ножом отрезав кусок веревки, она опустилась на колени и туго прикрутила Максима за лодыжки к железным кольцам, вмонтированным в пол для крепления сундуков. Для этого ей пришлось еще сильнее развести его ноги в стороны. Когда она сидела перед Максимом на коленях, то едва не касалась губами его колена и видела, как напряглись мышцы у него на бедре.
— Для того чтобы выразить свое недовольство, достаточно было обойтись лишь связанными руками, — произнес Максим.
— Только не для меня, — возразила Имена. Лицо ее находилось практически на уровне его гениталий, и она поспешно вскочила на ноги, чтобы не быть понятой превратно. — Через некоторое время я вернусь и буду говорить с вами, а вы станете слушать.
— Подожди! — вскричал Максим. — Мы еще не закончили. Почему ты снова оставляешь меня?
Перед тем как скрыться за дверью, Имена забросила себе в рот засахаренную лимонную дольку. Ей отчаянно хотелось связать этого мужчину с головы до ног, просто ради удовольствия показать ему, что он полностью находится в ее власти.
Глава 7
Когда корабельный колокол пробил две четверти часа, дверь каюты снова распахнулась. Норис сначала с опаской заглянула внутрь, потом вошла, закрыв за собой дверь, и потянулась к стоящей на полу корзине. Заметив Максима, она замерла на месте, в изумлении воззрившись на него.
— Это твоя веревка? — мягко поинтересовался Максим.
Рот служанки открылся, затем снова закрылся.
— Можешь забрать ее, если хочешь. Но для этого тебе придется меня развязать.
Норис прижала корзину к своей плоской груди:
— Я… Капитан позаимствовала мой линь?
— О да.
— Тогда вам нужно самому попросить ее развязать вас, — с ухмылкой ответила Норис и исчезла, прихватив с собой корзину.
Максим слабо выругался и возобновил попытки поднять ноги. Крепежи, к которым он был привязан, не сдвинулись ни на миллиметр, а на прочном покрытии пола не появилось ни единой трещины, как бы он ни старался. Максим быстро убедился, что чем более рьяно он пытался высвободить запястья, тем крепче веревка впивалась в кожу. Ему даже не удалось обнаружить свободного конца, за который можно было бы потянуть зубами.
— Быть похищенным, — произнес герцог вслух, — совсем не так весело, как я ожидал.
Возможно, все наладится, когда между ним и Именой установятся более тесные отношения. Если установятся. Он уже начал в этом сомневаться.
Когда пробило еще четверть часа, Максим стал распевать во все горло:
Он сглотнул, отчаянно мечтая еще об одном апельсине, потом затянул снова:
Дверь с грохотом распахнулась.
— Мое судно не дом терпимости!
— А в моем герцогстве подобные заведения зовутся попросту борделями, — ответил Максим, с надеждой глядя на Имену. — От пения мне захотелось пить. Я знаю семнадцать различных вариантов этой песни, а с дополнительными куплетами, которым меня научила тетя, и вовсе получается двадцать три. Но они самые ужасные. Хочешь, озвучу тот, в котором собака Ла Роуз лижет…
Имена встала прямо перед герцогом. Щеки ее раскраснелись от гнева, и Максим невольно вспомнил, как она выглядела, когда он ублажал ее в купальне своего замка. Он хотел было прикоснуться к ней, но ему помешали веревки. Имена посмотрела на него и тут же отвела взгляд, явно стараясь взять себя в руки.
— Я дам вам попить, — сказала она. — Не слишком ли крепко я стянула вам запястья?
«Она не предавала меня». Максим вздохнул с облегчением, осознав, что до этого момента он ставил под сомнение преданность ему Имены. Он протянул ей свои связанные руки:
— Можно ослабить путы. Не очень-то я буду тебе полезен с онемевшими руками.
Опершись ногой о сундук, Имена положила его связанные руки себе на колено ладонями вверх, так, чтобы он не смог сжать его. Склонившись, она стала возиться с узлами. Легкое трение веревки о кожу вовсе не показалось Максиму неприятным. Вкупе с теплом рук Имены это было… возбуждающе. Он подался вперед и легонько подул на ее бритый череп. Содрогнувшись всем телом от этой нежданной ласки, она произнесла:
— Прекратите это.
— Но почему? — Герцог подвинулся ближе, языком исследуя зону у нее за ухом. — Как ты хорошо пахнешь, — добавил он.