Веки Джеймса закрылись. Довольная улыбка приподняла уголки губ. Сфокусировав все внимание на нем, Роуз взяла большую мозолистую ладонь в свои руки, подняла ее и начала массировать пространство между большим и указательным пальцами. Позволив его пальцу скользнуть в ее ладонь, остаться в ее власти, она чуть пожала его, прежде чем перейти к следующему. Его большое, сильное тело расслабилось, когда она отложила его правую руку в сторону. Левая рука получила не меньше внимания, а затем она занялась его грудью, совершая медленные, продолжительные движения обеими руками по обширному пространству, покрытому темной порослью волос.
— Иди сюда и поцелуй меня.
Его глаза были все еще закрыты, но ленивый изгиб его рта говорил о греховных мыслях.
— Я думала, ты никогда не попросишь, — ответила она.
Его грудь готова была разорваться от смеха, когда она наклонилась и прижалась губами к его губам. Его руки обхватили ее бедра, затем он перевернулся и снова оказался на ней. Время перестало существовать, пока он целовал ее. Его горячий язык ласкал ее, однодневная щетина щекотала щеку.
Джеймс чуть-чуть куснул ее за подбородок и перевернулся на спину.
— Ты должна отдохнуть, — сказал он, большим пальцем поглаживая ее висок мягким, убаюкивающим движением.
Холодный воздух остудил ее кожу, когда он, откинув одеяло, поднялся с постели. Лежа на боку, Роуз наблюдала, как он собирает свои вещи с пола. Он был превосходно сложен, хорошо прорисованные мускулы перекатывались под бронзовой кожей, а линия плеч казалась бесконечной… Часы, которые он проводил на складе, сделали его тело более подходящим к физическому труду, чем к перебиранию бумаг за столом, что ей очень нравилось.
Белая рубашка валялась на постели, там, где он бросил ее, спеша раздеться. Прежде чем надеть рубашку, он потянулся, чтобы запечатлеть на ее щеке быстрый поцелуй. И так, по мере того как он двигался по комнате, находя свои вещи и надевая их, он дарил ей поцелуй за поцелуем. Касаясь губами кончика ее носа, лба, щек. Румянец расцвел на его щеках, а мягкая глубина его глаз светилась счастьем.
Его хорошее настроение передалось ей, но с каждым быстрым поцелуем печаль все сильнее проникала в ее душу. С последним поцелуем, как она думала всякий раз, когда он наклонялся к ней. Последний раз она почувствует теплое касание губ. Последний раз ощутит его дыхание…
Седьмая ночь. Это всегда означало конец. Никогда прежде у нее не возникало желания остаться у Рубикон дольше, чем на одну неделю. Но там, где обычно возникало облегчение, сейчас появилась мучительная пустота, которая росла с каждой секундой, угрожая заполнить собой все ее существо.
— Почему ты такая печальная? — спросил Джеймс, просовывая руки в жилет.
— Я не печальная.
— Но я не вижу улыбки. И не спорь, ты не хочешь улыбаться, — сказал он, опережая ее возражения.
Погладив ее по голове, Джеймс быстро поцеловал в губы. Затем его губы спустились к ее шее, потом к груди. Горячий и влажный язык путешествовал по ее соску, рука проникла между бедер, легко дразня и лаская ее.
Тихонько рассмеявшись, она убрала его руку.
— Вот так-то лучше, — заявил он, удовлетворенно склонив голову, прежде чем снова заняться пуговицами на жилете.
Когда он остановился у постели, чтобы взять галстук с пола, то украл еще один поцелуй.
— Я могу увидеть тебя завтра?
В этом вопросе не было ни капли сомнения. Джеймс говорил так, словно был уверен в ответе, но все же не мог не спросить. Роуз обожала его за это — он никогда не требовал, не настаивал, а всегда уважал ее желания.
Джеймс закинул длинный конец белого галстука за шею и заправил под воротничок, но его внимание было сосредоточено на ней.
Роуз хотела бы остаться с ним навсегда, но знала, что не сможет. У него своя жизнь за этими стенами, в которой для нее нет места. Она не могла не понимать это даже после их волшебных ночей. После нескольких лет общения с мужчинами, которые заботились только о себе и видели в ней лишь объект наслаждения, было бы странно не упиваться этими мгновениями с Джеймсом. Потакать сиюминутным всплескам счастья, которого она никогда не имела прежде.
Но это были лишь мгновения, и ничего больше.
Роуз присела на постели. Мучительное томление теснило грудь, и она покачала головой:
— Нет.
Ее отказ отозвался эхом, в пустой комнате. Повис между ними.
Прежде чем пришло понимание, гримаса смущения и шока исказила его черты. Его тело окаменело. Радость исчезла, и, глядя на него, ей захотелось взять свои слова обратно. Крепко обнять его и убедить, что она совсем не то имела в виду. Но Роуз не двинулась с места.
Джеймс кивнул сдержанно и коротко. Повернулся к зеркалу на комоде и снова взялся за свой галстук. Резко дернув концы, перебросил один через другой, формируя узел. Но та ловкость, что он продемонстрировал прошлой ночью, сейчас изменила ему. Закусив губу, он развязал узел и начал сначала.