Королева ничего

– Ты уверена? Точно? – спрашивает Виви, срывая под самый корень один стебель крестовника. Я смотрю на нее. Фигура Виви скрывается в тени, только на волосах лежит отблеск уличного фонаря. Обычно волосы Виви выглядят просто каштановыми, как у меня, но при правильном освещении видны вплетенные в них золотые, с зеленым отливом нити.

Виви никогда не тянуло в Фейриленд так же сильно, как меня. Возможно, потому, что она сама фейри и свою родину постоянно носит с собой?

– Ты же знаешь, что я уверена, – отвечаю я. – Ну а теперь, может быть, расскажешь мне, что там у вас с Хизер?

Виви отрицательно качает головой.

– Останься в живых, если хочешь узнать об этом, – говорит она, а затем дует на сорванный крестовник. – Конь, встань и отнеси мою сестру туда, куда она тебе прикажет.

Не успев упасть на землю, цветущий стебелек превращается в тощего желтого пони с изумрудными глазами и гривой из кружевных листьев.

Пони фыркает и нетерпеливо бьет копытами, ему не меньше, чем мне, хочется поскорее подняться в воздух.

* * *

Поместье Локка осталось точно таким же, каким я его помню – высокие шпили башен, замшелая черепица, густо увитые жимолостью и плющом стены. Во дворе сложным узором извивается лабиринт живой изгороди. В целом поместье выглядит словно сошедшее со страниц сказки, этакое выдуманное место, где царят покой и любовь и где никогда не знают боли.

«По ночам мир людей выглядит так, словно он полон упавших звезд», – неожиданно вспоминаются мне слова, сказанные Локком, когда мы с ним вдвоем стояли на вершине самой высокой башни.

Заставляю наколдованного из крестовника пони спуститься, спрыгиваю с его спины и оставляю рыть копытом землю, а сама направляюсь к внушительным входным дверям дома. При моем приближении их створки разъезжаются в стороны. Сразу за ними стоит пара слуг с голубоватой, как поганки, кожей, такой прозрачной, что сквозь нее хорошо просматриваются все вены. Это делает слуг похожими на старинные мраморные статуи со свисающими у них за спиной маленькими, припорошенными мучнистым налетом крылышками. Они следят за моим приближением своими холодными, похожими на капельки туши глазами, заставляя меня моментально вспомнить о нечеловеческой природе всего народа фейри.

Я глубоко втягиваю воздух, распрямляюсь во весь свой рост и прохожу внутрь.

– С возвращением, миледи, – говорит служанка-женщина. Тарин рассказала мне, что в доме служат люди – брат и сестра. Нера и Нив. Они были должниками отца Локка, но и после смерти хозяина остались в поместье, чтобы остаток своих дней заботиться о его сыне. Раньше слуги предпочитали держаться тайком, не попадаясь на глаза, но Тарин, вскоре после переезда сюда, запретила им это делать.

В мире смертных я в подобных ситуациях привыкла говорить спасибо, но сейчас вовремя сдерживаюсь и вместо этого холодно говорю, проходя мимо них в холл:

– Хорошо снова оказаться дома.

Здесь очень многое изменилось с тех пор, когда я в последний раз приходила сюда. Раньше комнаты в основном были пустыми, а в остальных стояла немногочисленная старинная тяжелая мебель с выцветшей от времени обивкой. Голый длинный обеденный стол и такие же голые полы. Теперь все стало иначе.

Подушечки, коврики, кубки, подносы, наполовину наполненные жидкостью хрустальные графины. И повсюду буйство красок – алая и умбра, индиго и бутылочно-зеленая, золотистая и сливовая. Покрывало на кушетке усыпано тонкой золотистой пыльцой, оставшейся, вероятно, от сидевшей здесь недавно гостьи. Я слишком долго хмурюсь, и мое лицо отражается, как в зеркале, на стенке полированной серебряной урны.

За мной наблюдают слуги, так что мне ни к чему так внимательно изучать комнаты, с которыми, как предполагается, я хорошо знакома. Поэтому принимаю безразличный вид, скрывая замешательство, в которое меня приводят некоторые подробности личной жизни Тарин, которые всегда оставались для меня за кадром.

В том, что этот дом заново обставляла сама Тарин, я нисколько не сомневаюсь. Если вспомнить, то и в имении Мадока ее кровать тоже была постоянно завалена грудой ярких разноцветных подушек. Моя сестра любит красивые вещи. И еще я, разумеется, не могу не заметить, что весь этот дом приспособлен для пьяных оргий, для разврата. Ну да, Тарин говорила о затяжных, порой до месяца, вакханалиях Локка, но только теперь я живо представляю ее раскинувшейся на подушках, пьющей вино, смеющейся, целующей гостей. А может быть, и не только целующей.

Моя сестра-близнец всегда была скорее проказливой, чем злой, скорее застенчивой, чем распущенной. Во всяком случае, так я о ней думала. Пока я пробивалась наверх с помощью кинжалов и яда, она шла не менее опасной тропой страсти.