— Ну ладно, ладно, — проворчал Эрик после непродолжительного молчания, во время которого он просматривал ксерокопии, и снова зевнул. — Вот она — бессмыслица. Непонятные числа, странные танцы. Он в депрессии, он больше ни в чем не видит смысла. Вы меня поймали.
— Я просто хочу показать вам, что эта концепция совсем не нова, — сказала я, не в силах забыть тот странный взгляд, которым смотрела на меня в баре Иоланда. — Каждый на какое-то время утрачивает веру.
Эрик пристально посмотрел на меня.
— Если у вас и дальше будет такой вид, я снова позвоню в обслуживание номеров.
Я вытерла нос.
— Ладно, вызывайте. Только не надо еды.
— А вина?
— Пожалуйста.
Он откинулся назад и закрыл глаза. Поняв, что у меня раскрыт рот, я захлопнула его.
— Мне нужно взглянуть на эти карты Антигуа.
— Неплохая идея.
— Но вы же спите.
— По-моему, это вы спите.
— Нет, я не сплю.
Пауза.
— Что?
— Что?
— Нет, ничего…
— Вы не можете немного подвинуться влево?
— Это
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
На полу возле софы валялись ксерокопии «Писем» де ла Куэвы, на белые листы бумаги падали через окно солнечные лучи. Свет падал и на пустые бокалы из-под вина, тарелки с крошками из-под торта и соскользнувший с огромной ступни Эрика светлый пушистый носок.
Приподнявшись на локте, я посмотрела на него. Не вполне понимая, что делаю, подалась ближе. Лицо Эрика было немного помято, поразительно длинные ресницы дрожали, на щеке красовался багровый синяк. Я толкнула Эрика локтем.
Он открыл один глаз — словно дремлющий в зоопарке большой сытый лев.
— Вы заснули, — сказала я. — Не ушли в свой номер.
— Это мой номер.
— А! Ну, в общем, все равно. Пора вставать — сегодня утром мы отправляемся в Антигуа.
— Кофе, — сказал он.
— А как же. — Наклонившись, я пощупала болячку на ноге. — Вы всю ночь меня терроризировали.
— Что?
— Ваша голова лежала у меня на коленях.
Вскинувшись, он недоуменно заморгал:
— Ох, извините!
— Вы собирались заказать кофе.
— Да, конечно.
Вскочив с софы, он прошлепал к телефону, и через двадцать минут мы оба поглощали почти горячее и по-турецки густое черное варево, ели прекрасный поджаренный хлеб, посыпая его сахаром.
И лишь после этого смогли привести себя в некоторое подобие порядка.
Мы приняли душ, упаковали вещи, оделись: я — в юбку, свитер и красные кеды, Эрик — в джинсы и футболку с иероглифами со стелы Флорес. Футболка оказалась немного тесной, так что рисунок на ней выглядел слегка растянутым. Пройдя мимо других, шикарных гостей через украшенный золотом и бархатом вестибюль, мы вышли на улицу и наняли небольшой синий джип.
Эрик тут же погнал по шоссе, по привычке придерживая руль одним пальцем. Беспечно болтая о вчерашнем ризотто, он то прибавлял ходу, то тормозил. За окном машины пролетали дома, перемежающиеся зелеными лугами, по глубоким лужам пробирались «цыплячьи автобусы» с их радужными полосками. Я опустила стекло, чтобы влажный ветерок обдувал руку и щеку. В небе над нами появилась темная стайка птиц, и я провожала взглядом их треугольник до тех пор, пока он не скрылся за горизонтом.
Впереди лежала дорога на Антигуа.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Чтобы из столицы добраться до расположенного на юге страны города Антигуа, нам пришлось объезжать затопленный отрезок Панамериканского шоссе, пока не удалось вновь выбраться на нетронутый ураганом участок. Навстречу нашему джипу сквозь дождь и грязь пробивались замызганные фургоны и грузовики, сзади тащился изрядно побитый коричневый седан. Широкая, залитая водой дорога, по сторонам которой виднелись горы мусора, прорезала окружающую возвышенность, направляясь к трем стоящим рядом вулканам: Фуэго, Акатенанго и Агуа. С обеих сторон шоссе были зеленые холмы, на мокрых склонах которых росли гигантские банановые пальмы, папоротники, мескитовые деревья и низкий кустарник, испещренный розовыми и белыми цветами с редкими вспышками красной бугенвиллеи. Расчищенные участки были плотно застроены; виднелись оштукатуренные светлые дома, которые трудолюбивые местные жители ухитрялись поддерживать в приличном виде даже под мощным натиском здешней природы и климата.