Королева-Малютка

– Да и быть не может. – со вздохом поддакнула одинокая дама, – такие умеют только пыль в глаза пускать, а на деле и гроша ломаного не стоят!

– Вот уже больше двадцати лет, как я прекрасно гуляю с детьми, – рассказывала тем временем матушка Нобле второму сержанту. – В прежние времена этому мошеннику зажали бы большие пальцы в тиски и не отпускали бы, пока не признается, где малышка, да еще заставили бы заплатить матери, а тогда та и мне бы должок вернула…

– О! О! – раздались изумленные возгласы, и круг любопытных стал быстро сужаться. – Внимание! Вот он полез в карман! Достал паспорт!

В самом деле, иностранец медленно расстегнул свой черный редингот и столь же неторопливо извлек из внутреннего кармана бумажник, открыл его, нашел среди множества документов маленькую визитную карточку и протянул ее сержанту.

– Вот уж нашел, что предъявить! – послышались возмущенные голоса.

Прочитав то, что было написано на карточке, сержант тут же сорвал с головы свою треуголку, словно самую обыкновенную гражданскую шляпу.

Двое державшихся в стороне мужчин в штатском обменялись многозначительными взглядами.

– Ничего удивительного, ведь у него вид настоящего вельможи, – с достоинством произнесла дама без кавалера.

– Да что же это такое! – захлебываясь от негодования, заверещала Пастушка. – Может, сержант еще и извинится перед этим типом?

– Господин герцог, – тихо, но вполне отчетливо произнес один из блюстителей порядка, – прошу прощения, но я лишь исполнял свой долг.

– Вот так, – заключила матушка Нобле, – только вы его и видели! А мне – оставайся у разбитого корыта! Ах, моя репутация погибла! О, эти богачи!

Толпа заволновалась.

– Ребенка! Ребенка! Давайте ребенка! – кричали люди.

Лили обняла за плечи Медора и спросила его:

– О каком ребенке они говорят?

Казалось, ее мозг силился что-то припомнить; но рассудок ее по-прежнему был окутан мраком. Медор сжал свои огромные кулаки; его зычный голос перекрыл все остальные звуки:

– Я не солгал, – рявкнул он, – этот человек действительно говорил с похитительницей детей. Если его отпустят, я последую за ним… и сам схвачу его!

Глаза Лили затуманились.

– Похитительница детей…

Склонив свою хорошенькую головку, молодая женщина пыталась прислушаться к тому, что вопили вокруг.

Возмущенные парижане яростно тыкали пальцами в сторону иностранца, невозмутимо застегивавшего свой редингот. Мадам Нобле велела своим овечкам построиться и жестко прикрикнула на Медора:

– А ну-ка, принимайся за работу!

– Нет, – ответил Медор, – эта женщина очень несчастна, и я останусь с ней.

– Ах! – вздохнула Глорьетта, растерянно озираясь по сторонам, – это вы обо мне?.. Это я очень несчастна?

Пастушка бросилась к сержантам, чтобы те своей властью заставили Медора уважать авторитет работодательницы, но те, посчитав, что инцидент исчерпан – причем, ко всеобщему удовольствию, уже встали спина к спине, готовясь выкрикнуть сакраментальную команду:

– Разойдись!

– Но ребенок! Ребенок! – не унималась толпа. Медор же добавил:

– И мать!

– А что с матерью? – спросил один из сержантов. Никто не ответил: Лили лишь минуту назад поднялась с земли. Теперь она стояла и, казалось, ждала, что к ней кто-нибудь обратится. Сержант понял, что эта женщина и есть несчастная мать пропавшего ребенка.

– Вам надо пойти в полицейский участок вашего квартала вместе с вон теми господами, – ласково объяснил страж порядка Лили, указывая ей на двух агентов в штатском. – Вам повезло, что они были здесь рядом, на вокзале, вы сможете сделать им заявление. Если имеются свидетели, с них тоже снимут показания.

Лили смотрела на сержанта широко раскрытыми глазами.

– Так, значит, они говорят обо мне! – прошептала бедняжка. – И все эти люди собрались тут из-за меня! И это у меня украли мою Королеву-Малютку!

И Лили непременно рухнула бы на землю, как подкошенная, если бы Медор не подхватил ее.

Словно по волшебству, шум мгновенно стих. Воцарилась гробовая тишина. Горе матери никого не оставляет равнодушным. На лица собравшихся легла скорбная тень, они были преисполнены сострадания и безмолвного уважения.

– Я рассталась с ней сегодня утром, – продолжала Лили. – Каждый раз, когда мне приходится покидать мою крошку, я вся дрожу от страха. Мне всегда кажется, что я слишком счастлива, и поэтому кто-нибудь наверняка позавидует мне и пожелает отнять у меня мое сокровище. Всю дорогу я думала только о Жюстине. Я всегда думаю только о ней… А вы уверены, что ее украли? Зачем?! Кому она нужна, кроме своей матери?

Женщина говорила медленно и очень тихо, однако слова ее были слышны даже в последних рядах толпы.

Две крупные слезы, первые после всего случившегося, скатились по бледной щеке Лили.

– Девочку обязательно найдут, – раздалось несколько неуверенных голосов.

Лили, которую все еще поддерживал Медор, встрепенулась; глаза ее заблестели, но голос по-прежнему звучал тихо и надломленно:

– Что вы хотите за то, чтобы ее найти? Я отдам все, что вы пожелаете… Свою плоть, свою кровь, все, все… Ах! Пожалуйста, берите мои ногти и пальцы, мои волосы и глаза, всю мою душу!