«Падре, всемерное уважение к Обществу, которым Вы имеете честь руководить, в течение нескольких лет побуждало меня познакомиться с Вами, чтобы довести до Вас те чувства почтения, которые заставляют меня искать Вашу дружбу. Поскольку счастливая судьба даровала мне благоприятную для моих целей такую возможность, как знакомство с падре Мачедо, я считала бы постыдным для себя и дальше откладывать её, чтобы воспользоваться преимуществами знакомства с Вами. Поэтому я прошу Вас, падре, выслушать предложения, которые он изложит Вам от моего имени, и принять их с полным доверием. Прошу Вас быть уверенным в том, что я была бы чрезмерно счастлива, если бы посредством пары лиц из Вашего ордена и Вашей национальности могла бы получить заверения от Вас — как бы ни неизвестна я была для Вас — в том, что я достойна Вашей дружбы и переписки с Вами. Я поручила падре Мачедо добиться этой милости и просила его изложить Вам причины, дающие мне основания надеяться на это. Я прошу Вас также как можно скорее сообщить мне, на что я могу надеяться от Вас и одобрите ли Вы предложения, которые упомянутый падре доложит Вам. Я буду Вам всегда обязана, если Вы мне доставите то удовольствие, о котором я прошу Вас. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы при случае представить Вам доказательства моей искренней благодарности».
В устном сообщении падре Мачедо расставил все точки над «i», поведав, что королева Кристина хотела бы принять католическую веру и совершить во имя Господа Бога подвиг, когда ей откроется вся истина.
Чудовищный поступок от главы протестантского государства к руководителю ордена, поставившего своей целью уничтожить это государство! Заговор против своего королевства! Предательство высшей марки, не имеющее аналогов в мировой истории! Ведь просьба Кристины направить к ней двух «подкованных в естественных науках людей» из иезуитского ордена — это всего лишь эзоповская фраза.
Каждому более-менее посвящённому в суть дела стало бы ясно, что на самом деле королева просила о присылке ей двух хороших вербовщиков, ибо патер Мачедо показался ей не совсем убедительным. Ей нужно было получить из уст учёных-католиков подтверждение того, что Галилео Галилей сказал правду и что вообще наука нисколько не противоречит религии. Рядовой иезуит не мог отважиться на подобную ересь, а вот высшие иерархи Ватикана, конечно, подпрыгнули от радости и пообещали признать не только совместимость науки с верой, но и неотделимость зла от добра (Сатаны от Бога), лишь бы завлечь в свои сети обезумевшую от своей учёности и сексуальной неудовлетворённости шведскую королеву.
Оставим на некоторое время падре Мачедо на пыльных дорогах Европы и вернёмся в Стокгольм. Там появилась ещё одна загадочная личность — священник испанского посольства в Копенгагене иезуит Готфрид Франкен. В 1651 году французский протестант Клод де Сомез (Сальмасиус), дядя упомянутой выше графини Шарлотты де Брежи, возвращаясь из путешествия домой через Копенгаген, рассказал испанскому послу Бернардино де Реболледо о странной тяге королевы Кристины к католической вере. Информация чрезвычайно заинтересовала присутствовавшего на беседе патера Франкена, он буквально воспламенился желанием обратить Кристину в католическую веру и приступить к её обработке. Он уговорил Реболледо отпустить его в Стокгольм и послужить «великому делу». Для испанского посла шведская королева представляла интерес в первую очередь не как объект для обращения в католичество, а как королева, при содействии которой можно было попытаться вырвать Швецию из объятий враждебной Франции и сделать её союзницей Испании. Об этом он немедленно доложил в Мадрид королю Филиппу IV.
Вокруг Кристины, словно осы вокруг банки с вареньем, закружились католические миссионеры. Прибывший в сентябре 1651 года в шведскую столицу под легендой учителя математики, Франкен скоро был представлен королеве Кристине. Беседы с ним на религиозные темы, однако, показали, что его усердие значительно превосходило его интеллектуальные способности, которые оказались недостаточными для оказания нужного влияния на объект своей миссии. Иезуит был обласкан королевой и даже получил приглашение остаться в шведской столице, но сообразил, что атака в лоб провалилась, и отступил обратно в Копенгаген, чтобы посоветоваться с Реболледо. Посол вооружил патера собственным трактатом о соотношении морали и религиозного бытия и вернул его в Стокгольм. Франкен прихватил с собой также тезисы собственного диспута о бессмертии души — а вдруг пригодится!