Королева эльфов. Зловещее пророчество

Неглубокий поток, который кобольды высокопарно называли рекой, сверкал серебром в сиянии ночных звезд. В негромком плеске воды было что-то умиротворяющее. Фальрах вынужден был признаться себе, что здесь лучше провести ночь, чем на краю утеса. Они уселись на берегу. Облон вынул из тыквенной бутыли деревянную пробку.

— Кукурузная водка! Если выпить достаточно, то спать будешь хорошо, и не важно, какие заботы тревожат тебя. — Он поднес к губам бесформенный плод и отпил. Затем глубоко вздохнул. — И горло можно сжечь, и голову! — И протянул эльфу бутыль.

Фальрах принял ее и с сомнением понюхал варево. Но что ему терять? И тоже сделал глоток. Горло обожгло словно раскаленными угольями. Несмотря на то что он почти ничего не выпил, возникло ощущение, что он не может дышать.

— Хороша, правда?

Фальрах не был уверен в том, что сумеет удержать в животе кобольдское варево. Вместо того чтобы ответить, он только кивнул, что, похоже, совершенно удовлетворило собутыльника. Облон сделал еще глоток, затем скрестил руки за спиной и стал смотреть на звездное небо.

— Женщины — это самое чудесное, что может приключиться с нами. Они — соль жизни.

Эльфу вспомнилась исхудавшая фигура, ждавшая в доме Облона. Наверное, эта женщина не стара. Но полная лишений жизнь на краю пустыни не могла не оставить неизгладимых следов.

— Когда я выпью немного кукурузной водки, а потом займусь с ней любовью, то сплю так глубоко и спокойно, как сытый новорожденный. На пару часов можно забыть все тревоги. Фиранди — женщина очень страстная. В нашей хижине я не осмеливаюсь противоречить ей. — Сделав еще один глоток водки, Облон протянул эльфу бутыль.

Фальрах подхватил тыкву. Второй глоток обжигал уже не так сильно, как первый. Спросил себя, не обретет ли забвения и он. Пусть даже на пару часов.

— Что у тебя за печаль, а, великан? Я имею в виду, эта баба… Твоя спутница. Она слишком велика. И у меня такое впечатление, что командует она не только в вашей хижине.

С этим нужно что-то делать! Если дать бабам слишком много свободы — сплошная головная боль получится. Но когда я вижу, как ты на нее смотришь… Мне кажется, ты совершенно искренне и глубоко влюблен в нее. — Он усмехнулся. — Вы любили друг друга страстно. И так долго, как бывает только тогда, когда любовь свежа. А потом ты сидишь вечером у пропасти и выглядишь так, как будто собираешься прыгнуть вниз. Чего тебе еще в жизни надо? Что с тобой? Сегодня ведь был один из хороших дней! Ты что, слеп, раз не видишь этого?

— Она со мной… — Нет, называть это любовью он бы не стал. Но что можно сказать кобольду? Поэтическое описание он наверняка не сумеет оценить и, возможно, даже не поймет.

— Я понял, что ты хочешь сказать. Давай дальше!

Фальрах откашлялся. Может быть, он уже слегка опьянел?

При нормальных обстоятельствах он никогда не стал бы говорить об этом.

— Она назвала меня именем другого.

— Ну и что?

— Ты что, не понимаешь? Она думает о другом, в то время как я…

— Мне кажется, проблема скорее у другого. Он ей нравится, но развлечься с ним она не может. Ты б лучше меньше ломал себе голову над этим и пожинал богатые плоды, которые дала тебе судьба.

— Все это не так просто, — возмутился Фальрах.

— Да уж конечно! Может быть, дело в ваших больших великанских головах, что вы мыслите настолько запутанно? Как ты относишься к тому, чтобы убить другого, когда встретишь его в следующий раз? Но смотри, чтоб твоя баба ничего не узнала. Скажу я тебе, в некоторых вопросах женщины могут быть очень злопамятны!

— А ты что, когда-нибудь…

Вместо ответа Облон только широко усмехнулся. А затем вынул из горшка, который вынес из драконьего черепа, что-то сморщенное и темное и принялся жевать. Звук был такой, как будто между зубами он перемалывает косточки маленького зверька.

— Впрочем, в моем случае это не поможет. Мужчина, о котором она говорила, уже мертв.

Облон непонимающе развел руками.

— Тогда я не понимаю, в чем проблема.

— Дело в том… Когда она смотрит на меня, то видит мертвеца.

— Нет, нет! — Кобольд замахал руками. Он ведь не понимает! — Это ты себе придумал, великан.

— Все именно так! Я узник в теле мертвеца. Я…

Облон перестал жевать и пристально посмотрел на него.

— Не понял юмора, — наконец проворчал он с полным ртом.

— Это не юмор! Слушай!

Фальрах рассказал ему всю историю, и шаман ни разу не перебил. Когда эльф закончил, Облон долго смотрел на него, нервно теребя кончик носа.

— Значит, ты дух, — наконец произнес он.

— Нет! — возмущенно возразил Фальрах.

— Почему? Ты мертв, ты же сам только что рассказывал.

Значит, ты дух. Не пытайся отговариваться! Все совершенно ясно!

— Ты не понимаешь…

— О, как раз напротив. Духи — моя работа. Я шаман!

— Нет никаких духов!

Облон звонко рассмеялся.

— И это говорит дух, — выдавил он из себя. — Великан, у тебя чудесное чувство юмора.

С Фальраха было довольно. Он хотел уйти, но кобольд схватил его за руку.

— Да брось, оставайся. Я не хотел тебя обидеть. Вот, попробуй это! Нет ничего лучшего под кукурузную водку.

— Что это?

— Сушеная мякоть кактусов. Хороша, пока есть достаточно зубов.