Королева демонов

– Эверам, податель света и жизни, – заговорил Хасик, начертив в воздухе метку. – В день нынешний и каждый последующий благодарю тебя за то, что отдал в мои руки врага. Я приношу его тебе в жертву, как обещал давно, по одной кости зараз.

Аббан заскулил, когда Хасик сграбастал лиловый, распухший придаток и прижал его, выискивая целую кость. Он уже раздробил пальцы, затем занялся предплюсной и постепенно приближался к лодыжке. Аббан и представить не мог, что в человеческой ступне так много костей.

– Хватит выть, хаффит, – осклабился Хасик. – Шарумы ежедневно ломают пальцы, и хоть бы хны. Дождись, когда я доберусь до голени. И до бедра. Дождись, когда примусь за зубы.

Он со смехом опустил молоток. Боль была нестерпимой, и Аббан, едва в глазах потемнело, приветствовал забвение, как любовницу.

Сознание медленно возвращалось; Аббана Хасик перебросил через спину огромного скакуна, словно куль с мукой. Каждый шаг этой зверюги отзывался волнами головокружения и тошноты в придачу к неотступной боли.

На время он сдался, всхлипывая. Он знал, что для Хасика эти звуки были сродни райской музыке, но Аббан не умел принимать боль с той легкостью, с какой это удавалось шарумам.

Но даже сильнейшая боль постепенно становилась терпимой, особенно на мертвящем холоде. И вот тошнота отступила, а сам Аббан пришел в себя достаточно, чтобы почувствовать, как колют в щеку снежинки.

Открыв глаза, он увидел огромный рой «белых мух». Бушевал ветер, на севере собирались тучи. Близилась буря.

Они ехали дорогой на Старохолмье – мощеной магистралью вестников, которая некогда соединяла Свободные города Тесы с чинским Фортом Хилл, столетием раньше доставшимся алагай. Принц Джайан воспользовался ею – большей частью заброшенной – для продвижения своих воинов на север, чтобы атаковать Форт Энджирс.

Казалось, они едут через могильник. Джайан разорил придорожные фермы и хутора, и их обгорелые останки торчали в осуждение Аббану, который подстрекал глупого принца осуществить безумный план.

Хасик сплюнул:

– В зеленых землях полно свиней, а как понадобятся – шиш.

– Сверни налево у следующей развилки, – посоветовал Аббан.

– Зачем? – оглянулся Хасик.

Звякнув цепями, Аббан указал на далекий дым, расстилавшийся над деревьями:

– Джайан удерживал своих фуражиров в паре миль от дороги, но на моих картах обозначены тропы вестников, которые ведут к другим селениям и фермам, – до них он не дотянулся.

– Добрые вести, – сказал Хасик. – Глядишь, на ужин мне не придется ничего отрезать от тебя.

– Боюсь, я жестковат, да и мяса всяко немного, – ответил Аббан.

Хасик с усмешкой направил скакуна на грязную тропу, которая уходила в лес. С обеих сторон густо росли деревья, и даже днем в их тени было достаточно сумрачно, чтобы Аббан побаивался алагай.

По пути им встретилось несколько ферм – оазисы расчищенной земли среди лесов. Все они выгорели и опустели, скот угнали, а поля дочиста выкосили.

Аббан не удивлялся. В бойне у ворот Форта Энджирс погибли тысячи лучших даль’шарумов Джайана. Когда разлетелось известие о поражении, одни чи’шарумы набросились на хозяев, другие бежали, а остатки армии Джайна – тысяч десять шарумов – рассеялись по ветру. Сумеют ли они объединиться в силу мало-мальски внушительную, знал один Эверам, но дезертиров, несомненно, хватало, чтобы опустошить чинский край на годы вперед.

– Огненосное оружие позволило им удержать ворота, но у них не хватает силенок защитить гнезда помельче, – проговорил Хасик.

– Да, – кивнул Аббан.

– Мы живем днем сегодняшним, хаффит. Может статься, что завтра я все-таки выясню, сколько на самом деле мяса на твоих костях.

Очередная ферма, до которой они добрались, не пустовала. Аббан учуял дым, но не едкую гарь всепоглощающего пожара. Дымом тянуло от очага, приятно пахло пузырящимся жиром и северными приправами.

Но встретили они не северян. Во всяком случае, не только. Вдоль изгороди прохаживались двое шарумов, которые охраняли поля и двор, а также сбивали снег с меток. Другие надзирали за горсткой трудившихся во дворе чинов. Воины нарочито небрежно опирались о копья, но землепашцам хватало ума не проверять, сколь быстро они изготовят оружие к бою. Из дома и конюшен доносился шум.

– Похоже, они обустраиваются, – сказал Аббан.

– Мы не созданы для северных зим, хаффит, – произнес Хасик, хотя Аббан ни разу не слышал от него даже намека на недовольство холодом.

– Наверно, будет разумно… – начал Аббан, но Хасик, не удостоив его вниманием, перевел скакуна на рысцу.

Хасик успел открыть ворота и въехать во двор, когда раздался крик. Выбежали девять шарумов, окружили коня и наставили копья.

Хасик сплюнул на землю:

– На страже ни души. Кто командует этим сбродом?

– Сначала, воин, мы выясним имя твоего отца, – сказал один шарум.

Он был крупнее остальных, и в его тоне звучали начальственные нотки, хотя покрывало на шее было, как у всех, черное.

– Я Хасик асу Реклан ам’Кез ам’Каджи.

– Пес Джайана, не знающий, кому лизать руки, – сказал вожак. Остальные засмеялись.

Хасик присоединился к веселью: