Королева демонов

Ренна стиснула зубы, наблюдая, как Шанвах кормит отца с ложечки жидкой кашей. Шанджат глотал, тупо глядя перед собой. Его аура ярко горела жизнью, но оставалась ровной и неподвижной. Ауры выдавали эмоции, но Шанджату нечего выдать.

От этой картины ее замутило. Два дня назад Шанджат был здоровым мужчиной в расцвете лет. Намного лучшим бойцом, чем Ренна. Теперь у него осталось не больше воли, чем у ее старой молочной коровы. Он шел по тропе, если вели; присаживался в отхожем месте и подтирался, когда говорили, и даже самостоятельно ел ложкой, когда кашу ставили перед носом. Но, предоставленный самому себе, он стоял в своем стойле и пялился в никуда, пока не падал.

Не улучшали настроения и крики Арлена и Джардира, оравших друг на друга на следующем уровне башни. В каком-то смысле это было хуже всего. Шанвах, обычно столь хладнокровная и отрешенная, откровенно рыдала и вздрагивала при каждом злобном выкрике наверху.

– Крепись, – сказала Ренна. – Они придумают, как вернуть твоего папу.

– Ой ли? – спросила Шанвах, краем ложки убирая слюну с его губы.

Она поцеловала отца в щеку и пошла прочь, а Ренна – следом.

– Не все мы увидим конец Шарак Ка, если вообще доживет хоть кто-нибудь. – Голос Шанвах был тих. – Это честь – умереть на когтях алагай. Но такое… – Она показала на отца, смотревшего в пустоту. – Быть полутрупом? Алагай Ка в насмешку превратил его в скорлупу, чтобы нашептывать злые мысли. Если Избавитель не в силах его возродить, я сама с ним покончу.

У Ренны стоял в горле ком, и она поймала себя на том, что тоже смаргивает слезы. Их с Шанвах нельзя было назвать подругами, но это больше не имело значения. Красийцы считали семьей всех, с кем проливали в ночи кровь, ничего не поделать – теперь и они породнились.

Шанвах смотрела на нее, безмолвно моля возразить.

– Когда пробьет час, я буду рядом и соберу твои слезы, – сказала Ренна.

Шанвах снова всхлипнула и обвила Ренну руками. Она поборола инстинктивное желание отстраниться, крепко обняла «сестру» и принялась поглаживать по спине.

Выплакавшись, Шанвах высвободилась. Шмыгая носом, она размотала покрывало и пошла к умывальнику. Серебряное зеркало отразило мрачное, решительное лицо.

Повернувшись к Ренне, она извлекла маленький острый нож:

– Я не разделю отцовскую участь.

Ренна настороженно изучила клинок:

– Еще не доказано, Шан, что его не спасти. Рано пока судить.

– Это не для него. – Шанвах сноровисто перебросила нож и рукояткой вперед протянула Ренне. – Это для меня. Вырежи у меня на лбу мозговые метки.

Ренна помотала головой:

– Я могу нарисовать воронцом…

– Воронец выцветает, – возразила Шанвах. – А наш запас может истощиться по пути в бездну. Ты слышала, что сказал отец демонов. «Путь долог, а вы смертны. Настанет час, когда ваша бдительность ослабнет и я обрету свободу».

Ренна моргнула:

– Да, возможно, ты права. Но можно сделать татуировку.

Шанвах опять мотнула головой:

– Эведжах запрещает осквернять тело вечными чернилами. Я последую примеру шар’дама ка.

Ренна присмотрелась к ауре, в которой читались уверенность и сила девушки.

– Хорошо. – Она взяла нож и уложила Шанвах на спину. – Сунуть что-нибудь в зубы?

Шанвах еще раз покачала головой:

– Боль – это только ветер.

– Выбора нет, нужно следовать плану, – сказал Пар’чин.

Джардир взглянул на него, не веря ушам:

– Конечно же выбор есть, Пар’чин. Выбор всегда существует. Когда ты вломился в Шарик Хора и вывел нас на эту тропу, у тебя выбор был – он есть и сейчас. Не позволяй Алагай Ка ослепить тебя медовыми речами. Одно только то, что он поддерживает твой безумный план, дает пищу для размышлений. Он искушает нас забыть о нашем настоящем долге.

– И что это за долг? – осведомился Пар’чин.

– Возглавить наш народ на Шарак Ка, стать авангардом в битве между Эверамом и Най.

– Ночь, – закатил глаза Пар’чин, – ты все еще фонтанируешь этим вздором? Эверам – это ложь, Ахман. Най – тоже ложь. Демон сказал это сам. Выдумка, чтобы народ не боялся тьмы.

Джардира уже не удивляло богохульство, но он продолжал дивиться упрямству Пар’чина.

– Как можешь ты так говорить, Пар’чин, после всего, что мы повидали? Сколько пророчеств должно сбыться, чтобы ты обрел веру?

Пар’чин закрыл глаза:

– Сейчас я прозреваю будущее. Солнце… завтра взойдет. – Он усмехнулся и поднял веки. – Это сбудется. Я что же, с Создателем пообщался?

– Ты не был так дерзок, когда я был твоим аджин’палом, – сказал Джардир. – Высмеиваешь то, чего не понимаешь.

– Нет, – возразил Пар’чин. – Насмешка – твои выдумки, ты объясняешь ими вещи, которых не понимаем мы оба. Для этих тварей мы скот, Ахман. Шарак Ка для них значит не больше, чем возня быка с коровой, а мы посеяли панику. Теперь беды не миновать в любом случае, окажемся мы там или нет. Я верю, что мой народ выстоит против ночи. А ты в свой веришь?

– Мой народ стоял в ночи задолго до твоего, Пар’чин, – напомнил Джардир.

– Так дай ему волю! – воскликнул тот. – Пусть удерживает поверхность, а мы воспользуемся единственной возможностью перенести войну вниз.