– Я не знаю… Кто она… – проговорила Ольга Петровна. – Гри-Гри не был падок на женщин, как… Не важно… В последние дни он сильно изменился. Стал скрытным… Нервным… В его жизни что-то происходило. Он не подпускал меня к себе. Я хотела ему помочь, он отказался от моей помощи… Если она и появилась… Я не знаю, кто она. Во всяком случае, среди тех, кого знаю, таких инициалов нет… А новых…
Ольга зажала губы кулачком.
– Простите, что доставил вам страдание, – сказал Пушкин.
– Пустяки, – Ольга смахнула невидимую слезинку. – Страдания мои только начинаются. Я уже не хозяйка в своем доме. Спасибо, если сразу не выгонят.
– Ваша сестра так жестока?
– Сестра меня любит, как и я ее. Но что она может?
– Ее муж, Виктор Филиппович, посмеет лишить вас последнего?
– Викоша незлой, неплохой человек, слабый, любит выпить, но не злой.
– Кто же тогда?
Лицо ее выражало мучение.
– Я обязана обсуждать дела семьи?
– Как вам будет угодно.
– Хорошо, скрывать нечего, – сказала она. – Пе-Пе, простите… Петр Филиппович будет требовать точного выполнения завещания. Он… Непростой человек. Я стараюсь его любить как родственника, но это трудно. Простите…
Пушкин протянул ей руку, что было довольно необычно. Ольга опасливо подала свою. Пушкин бережно пожал сухие и крепкие пальчики.
– Желаю вам сил, – сказал он. – Проводите меня к выходу. Боюсь заблудиться в темноте.
В доме свечей не жалели. Что в Замоскворечье осуждалось как расточительность. Ему было наплевать на мнение соседей. Он нарочно зажег весь свет, чтобы ни одна тень не смогла подобраться. Виктор Филиппович сидел в столовой своего дома и боролся, как мог. Боролся с коварным желанием. Желание нашептывало подойти к огромному буфету мореного дуба, отворить резную дверцу и пропустить рюмашку. Такую крохотную, что никакого вреда не будет.
Выстоять до окончательной победы ему не пришлось. Стукнула входная дверь, слишком быстро вошла Ирина, его жена. Обычно она тщательно раздевалась в «сенях», как по старой привычке называли прихожую, вешала полушубок и никогда не позволяла себе нанести снега в дом. Теперь она только стянула шарф, которым на морозе плотно укутывала шею и лицо. В доме было жарко натоплено.
– Викоша, – проговорила она тихо и печально, отчего у Виктора Филипповича по спине пробежали мурашки. – У меня дурные вести.
– Чего от тебя ждать другого, – буркнул он.
– Я из полиции. Ездила вместе с Ольгой…
Виктор Филиппович вскочил и тут же сел.
– Да не тяни же!
– Оля и я… Мы…
– Что вы?!
– Мы опознали тело Гри-Гри. Твой брат умер. Прости, что вынуждена сказать тебе это. Не сердись, пожалуйста. Прости…
– Гришка дурак, чего натворил, – только и сказал Виктор Филиппович и сорвался с места. Держать себя в узде больше не было смысла. Он залез в недра буфета, вынул графинчик, в котором плескался коньяк, и стопку. Налил и опрокинул в рот, чтобы не остановили, а за ней другую. Внутренности обожгло, Виктор Филиппович сморщился и занюхал кулачком.
Ирина стала расстегивать крючки на полушубке.
– Викоша, зачем. Ты же обещал…
– Молчи! – крикнул он. – Молчи… Не смей мне…
Тут Виктор Филиппович должен был по обычаю предков устроить жене головомойку, но порода была уж не та. Отец его и дед держали в страхе женскую часть семьи. У него быть тираном выходило дурно. Он знал, что не сможет не то что ударить, но и прикрикнуть на жену. И она это знала. Вековые скрепы купцов пошли ржавчиной. Измельчал род, не осталось прежней силы. Вместо принуждения жены к покорности он дерзко налил еще рюмку.
– Я себе сам хозяин! – крикнул Виктор Филиппович отчаянно. – Смотри мне теперь!
Ирина не стала перечить. Отвернувшись от грозного мужа, стянула полушубок, с которого накапало на пол, и пошла назад. У ближнего окна что-то задержало ее. Она будто увидела что-то непонятное. Ирина подошла ближе, приложила ладошку к стеклу и стала всматриваться в ночь. Вдруг вскрикнула, отпрянула и закрыла собой окно.
– Там… Там… – проговорила она, еле владея языком.
Виктор Филиппович не заметил, как рюмка выскользнула из пальцев и брызнула об пол.
– Что… – обреченно проговорил он.
– Я видела… Она там…
Не понимая, что делает, купеческий наследник отбросил графинчик, который полетел прямо в створку буфета, и двинулся к окну.
– Викоша, не надо… Не смотри… Мне показалось… Там нет ничего… Просто нервы…
Он не слушал. Отшвырнул жену, которая мешала приникнуть к стеклу. Он хотел увидеть ее. Увидеть сам. И будь что будет.
– Тьма… Только тьма… Тьма белая… – говорил он. – Тьма кругом… За мной пришла… Ну, ничего… А вот это видела?! Вот тебе, на!
Виктор Филиппович показал тьме жирный купеческий кукиш.
– Вот тебе… Вот тебе… – тыкал он в разные стороны, как слепой. – Ирка, водки! Водки давай!
Запахнув полушубок, Ирина выбежала вон. Хлопнула входная дверь. Викоше было не до того. Он тыкал кукишем во тьму.