Королева Бедлама

Если вестибюль поражал хорошим вкусом, то гостиная — роскошью. Сиреневые матерчатые обои на стенах, каменный камин с часами, кожаные кресла. Игорный столик с мраморной шахматной доской в луче света из окна, откуда открывался вид на мачты и гавань. В этой комнате встречались коммерсанты Лондона, Амстердама, Барбадоса, Кубы, Южной Америки и далеких европейских стран, взвешивали мешки с монетами и подписывали контракты. На письменном столе под висящим на стене видом Нью-Йорка лежали в ряд писчие перья в кожаных футлярах, а в красном кожаном кресле у этого стола сидела женщина, обернувшись лицом к двери.

Когда Мэтью вошел, она встала, что было для него неожиданно, потому что женщина из общества обычно остается сидеть, ожидая приближения мужчины, и протягивает ему руку — или делает быстрый взмах расписным веером — в знак приветствия. Но эта женщина встала, и Мэтью увидел, что она почти с него ростом. Он остановился и ответил вежливым поклоном.

— Вы опоздали, — сказала женщина спокойным голосом, в котором не было обвинения, лишь констатация факта.

— Да, мадам, — ответил Мэтью. Секунды две он думал, не привести ли оправдание, но потом решил, что факт говорит сам за себя. — Приношу свои извинения.

— Но с другой стороны, у вас действительно выдалась интересная ночь. Понимаю, что эти обстоятельства могли сказаться на вашей пунктуальности.

— Вы знаете про сегодняшнюю ночь?

— Мистер Винсент мне сообщил. Создается впечатление, что мистер Деверик был здесь весьма уважаемой личностью.

— Да, мадам.

— К сожалению, однако, — продолжала миссис Герральд после почти незаметной паузы, — не столь же любимой. — Рукой в голубой перчатке она показала в кресло слева от себя. — Не присядете ли?

Когда Мэтью сел, миссис Герральд тоже села, и у Мэтью было несколько секунд, чтобы закончить ее изучение, которое началось сразу, как только он вошел в комнату.

Голубое платье с кружевами у горла, поверх него — темно-лиловый жакет, орнаментированный золотыми пуговицами. На голове шляпка для верховой езды, того же цвета, что и платье, но без перьев или украшений. Женщина миловидная, лет пятидесяти с виду, с крупными чертами лица, ясными и острыми голубыми глазами, которыми она рассматривала Мэтью в ответ. Возрастные морщины вокруг глаз и поперек лба, но ничего старческого в этой женщине не было. Она сидела прямо и элегантно и очень уютно чувствовала себя такой, как она есть. Пепельно-седые волосы с прядями чистой белизны у висков и на «вдовьем пике» на лбу были собраны в модную прическу, но не уложены высоко с помощью блестящих золотых безделушек, как видал Мэтью у многих пожилых состоятельных женщин. А эта женщина была, без всяких сомнений, состоятельной: снять апартаменты в «Док-хаусе» стоило немалых денег. Гордо поднятый квадратный подбородок, холодные и оценивающие глаза, где светилась мысль, уверенность, сквозившая в каждом взгляде, в каждом жесте, — все указывало, что эта женщина привыкла в этом мире к высоким привилегиям. Под мышкой она держала небольшой кожаный портфель — Мэтью видел такие у богатых людей; там хранили важные контракты и рекомендательные письма.

— И что вы обо мне думаете? — спросила она.

Вопрос застал Мэтью врасплох, но он тут же нашелся:

— Я полагаю, что должен у вас спросить, что вы думаете обо мне.

— Справедливо. — Она переплела пальцы. Нельзя сказать, что ее взгляд был полностью лишен лукавства. — Я думаю, что вы — сообразительный молодой человек, воспитанный в весьма грубых условиях сиротского приюта, и вы желаете продвинуться в этом мире, но сейчас не знаете, какой сделать следующий шаг. Я думаю, что вы — человек достаточно начитанный, вдумчивый и надежный, хотя вам недостает умения организовать свое время — пусть даже я всегда считаю, что лучше поздно, чем никогда. И еще я считаю, что вы старше своих лет. Я бы даже сказала, что юнцом вы вообще не были. Я права?

Мэтью не ответил. Конечно, он понимал, что все это она узнала от магистрата Пауэрса, но его интересовало, куда ведет избранная ею дорога.

Миссис Герральд подождала его ответа, не дождалась, кивнула и продолжила:

— Я думаю, что вы всегда ощущаете свою ответственность. За кого или за что — не знаю. Но в каком-то смысле считаете себя ответственным перед другими. Вот почему вы никогда не были юнцом, мистер Корбетт: потому что ответственность старит молодых. К сожалению, она также изолирует человека от сверстников. Заставляет его жить наособицу, погрузиться в себя даже больше, чем просто из-за трудностей жизни. Поэтому, лишенный истинных друзей или ощущения своего места в мире, он обращается к еще более серьезным и формирующим его влияниям. Скажем так: лихорадочное чтение. Умственная работа над шахматами, над поставленными себе задачами, которые должны быть как-то решены. Без ощущения цели эти задачи могут подавить человека, взять верх, владеть его мыслями день и ночь… и не иметь разрешения. С этого момента человек встает на путь, ведущий к очень тусклому и безрадостному будущему. Вы согласны?