Королева Бедлама

Давление пальцев на его руку слегка усилилось, будто подчеркивая последнее утверждение. Ярдах в двадцати, уже за краем тени от кораблей, стояли люди. Кажется, Кипперинг не собирался прибегать к грубому насилию, но зачем вообще все это?

— Я был бы благодарен, если бы меня сегодня не мяли и не угрожали мне, сэр, — спокойно проговорил Мэтью. И добавил: — Неужели то, что я знаю о Грейс Хестер, стоит того, чтобы звать на помощь констебля?

Тут же хватка Кипперинга разжалась. Он перестал напирать, отступил от Мэтью на несколько шагов. Потом вдруг снова оглянулся, приоткрыв рот — в глазах у него сверкнуло понимание.

— Джон Файв раскопал? По этому поводу вы и встречались тогда?

Мэтью пожал плечами, понимая, что балансирует на лезвии бритвы.

— Да не будьте вы таким скользким! — нетерпеливо бросил Кипперинг. — Он Констанс сказал?

Вот на этот вопрос Мэтью мог ответить честно:

— Нет.

— Так чего вы с Джоном хотите? Денег? Если вы собираетесь обшарить преподобному карманы, могу вас заверить: они очень-очень неглубокие. Я не думаю, что этот чертов одноухий кузнец так уж в нее влюблен.

— Ошибаетесь. И деньги тут ни при чем.

— Так что тогда? — Кипперинг подался к нему снова, но Мэтью не отступил. — Кто еще знает? И как узнал Джон?

Мэтью выставил перед собой руку ладонью наружу, останавливая Кипперинга — тот послушался. Какое-то это точно имело отношение к ночным прогулкам преподобного, к тому зрелищу, которое видел Мэтью перед домом Полли Блоссом. Несколько секунд ушло у него на формулировку разумного ответа, и он сказал:

— Я не знаю, кто еще владеет этими сведениями, и не знаю, как именно их узнал Джон. — Можно ли это назвать ложью, если он понятия не имеет, о каких сведениях говорит Кипперинг? Назовем это неизбежными домыслами. — И буду правдив, когда скажу вам, что мы с Джоном беспокоимся только о благополучии преподобного Уэйда. Покой его разума подвергается последнее время серьезному испытанию.

— И неудивительно! Вы бы на его месте неужто не разрывались бы на части?

После паузы на оценку ситуации Мэтью сказал:

— Пожалуй, да.

— То-то и оно. — Кипперинг отошел от Мэтью еще на пару шагов и стал смотреть мимо кораблей в сторону Устричного острова и открытого моря. — Честно говоря, жаль мне его. Он считал себя сильным — пока это не случилось. Но есть вещи, которых и самому сильному человеку не вынести. — Он быстро оглянулся через плечо: — И Джону скажите. А того, кто ему сказал, следовало кнутом отодрать. Джон ведь не макал фитилек в заведении Полли?

— Нет.

— А вы?

— Тоже нет. Пока что тайне ничего не угрожает. Я не думаю, что это пойдет дальше.

— В этом городе у тайн есть крылья. Я говорил Уильяму, что он должен принять все как есть и сделать то, что должно быть сделано, но он не может себя заставить. И он не послушается моего совета, который состоит в том, чтобы послать церковных старейшин далеко и надолго, если до этого дойдет. Он говорит, что ситуация сама утрясется, и это, конечно, так… только не думаю, что тогда Уильям сможет себя простить.

Уильям, подумал Мэтью. Он понятия не имел, что Кипперинг и преподобный Уэйд либо такие близкие друзья, либо соратники в каком-то деле. Он вспомнил, как говорил ему Джон Файв в «Терновом кусте», повторяя слова Констанс, как она обсуждала проблему с отцом: «В тот единственный раз, когда вообще стал об этом говорить, он сказал, что все будет хорошо и уже скоро».

«Уже скоро». Мэтью задумался над этими двумя словами. В них был фатализм — и какая-то окончательность.

— Давайте ваше чертово письмо.

Мэтью перевел взгляд на Кипперинга, который протягивал руку.

— Письмо давайте. Положу его Джоплину на стол, раз это так важно.

При всех своих подозрениях и злости на этого человека Мэтью чувствовал, что Кипперингу можно доверять.

— Спасибо большое, — сказал он, отдавая письмо.

Кипперинг посмотрел на надпись на конверте.

— Джоплин мне говорил, что вы себя ведете, как… как бы это сказать…

— Горластый петух? — подсказал Мэтью.

— Скорее сообразительный парень, который умеет сложить два и два. — Кипперинг опустил руку с письмом. — Джоплин говорит, что вы метите в главные констебли. Это и есть ваша честолюбивая цель?

— Едва ли. Одно время мне хотелось стать юристом. А теперь… — Он в последний момент решил про агентство не говорить. — Теперь у меня другие планы.

— Но верное ли у меня впечатление, что вы выбрали какую-то карьеру, подразумевающую правосудие? Справедливость?

— Да.

Кипперинг хмыкнул:

— Ну так вот, быть юристом — это не все это вместе плюс еще кусочек сахару. Много раз мне приходилось стоять и смотреть, как справедливость — или в мире коммерции и контрактов можно назвать ее «честной игрой» — выворачивалась наизнанку трудами лживого языка или весом мешка грязных денег. Как бы высоко вы ни начинали, такие вещи быстро низводят ваши возвышенные идеалы до размеров бутылки рома и теплого женского тела, которые можно себе позволить. Так что прошу воздержаться и не бранить меня за мой выбор пути забвения.